ЛИКВИДАЦИЯ МИРОВОГО ПОРЯДКА

Решение наносить удары с воздуха по территории Сирии является логическим завершением долгого пути англосаксонских элит по созданию условий, когда нынешние механизмы международного права окончательно превратятся в анахронизм, интересный лишь историкам. Прежде чем непосредственно перейти к нынешней фазе этого пути, следует вспомнить, как сохранялось равновесие и хотя бы частично соблюдались правила игры в прошлом.

В первую очередь необходимо сказать о создании Организации Объединенных Наций. Ее образование произошло в 1945 году по инициативе СССР, а также других участников антигитлеровской коалиции, хотя саму Декларацию Объединенных Наций подписали еще 1 января 1942 года.

ЭНДШПИЛЬ. ПРОЕКТ ГЛОБАЛЬНОГО ПОРАБОЩЕНИЯ

Согласно Статье 1 Устава ООН, Организация призвана:

1. Поддерживать международный мир и безопасность и с этой целью принимать эффективные коллективные меры для предотвращения и устранения угрозы миру и подавления актов агрессии или других нарушений мира и проводить мирными средствами, в согласии с принципами справедливости и международного права, улаживание или разрешение международных споров или ситуаций, которые могут привести к нарушению мира;

2. Развивать дружественные отношения между нациями на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов, а также принимать другие соответствующие меры для укрепления всеобщего мира;

3. Осуществлять международное сотрудничество в разрешении международных проблем экономического, социального, культурного и гуманитарного характера и в поощрении и развитии уважения к правам человека и основным свободам для всех, без различия расы, пола, языка и религии;

4. Быть центром для согласования действий наций в достижении этих общих целей.

Постоянно действующим органом, на который возложена ответственность за поддержание мира и безопасности, в соответствии со Статьей 24 Устава ООН  является Совет Безопасности ООН:

1. Для обеспечения быстрых и эффективных действий Организации Объединенных Наций ее Члены возлагают на Совет Безопасности главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности и соглашаются в том, что при исполнении его обязанностей, вытекающих из этой ответственности, Совет Безопасности действует от их имени.

Там же согласно Статье 25 Члены Организации соглашаются:

«…в соответствии с настоящим Уставом, подчиняться решениям Совета Безопасности и выполнять их».

Длительное время, приблизительно до момента распада Советского Союза, Совет Безопасности при всех издержках и оговорках действительно достаточно эффективно выполнял возложенную на него функцию. В условиях, когда две основные стороны противостояния социалистического и капиталистического лагерей фактически играли роль противовеса и ни одна из них не имела решающего превосходства над другой, просто так игнорировать и не выполнить требование СБ ООН было нельзя, поскольку приходилось учитывать интерес и влияние геополитического противника.

После 1991 года, когда в мироустройство был привнесен существенный дисбаланс, сам механизм принятия решений, равно как и организация, где проходил процесс рассмотрения и согласования этих решений, упали в своей эффективности. В условиях существования одной доминирующей силы, очевидно, процесс потери веса международными институтами с параллельным ростом заангажированных решений, продиктованных геополитическим, экономическим и военным влиянием одной стороны, приобрел совершенно отчетливые формы.

В первую очередь следует сказать о бомбардировках Югославии в 1999 году. Лишь недавно руководство НАТО признало, что удары по территории Югославии наносились без мандата Совета Безопасности ООН. Гуманитарные бомбардировки, призванные на словах защитить мирное население, в конечном итоге привели к массовой гибели того самого населения. Фактически натовская, сиречь американская, агрессия была впервые осуществлена в столь явной и неприкрытой форме, когда международные институты оказались бессильны. Подобное откровенное пренебрежение основами международного права стало прямым следствием слабости основных геополитических противников США – России и Китая. Да и что могла предпринять Россия, находившаяся на тот момент в состоянии экономического предколлапса, чья политическая верхушка контролировалась пресловутой «семибанкирщиной», откровенными компрадорами и агентами влияния западных спецслужб? Да, безусловно, был легендарный бросок на Приштину и захват аэропорта «Слатина» раньше подразделений KFOR, но он произошел уже после самой войны и бомбардировок (24 марта — 10 июня), хоть и позволил сохранить присутствие российских миротворцев в течение нескольких лет. Однако совершенно очевидно, что НАТО никогда бы не решилось бомбить Югославию во времена Советского Союза, даже несмотря на то, что Югославия не входила в Организацию Варшавского договора.

В некотором смысле данный акт фактически государственного терроризма был первой по настоящему серьезной попыткой расшатать основы международной безопасности, но в дальнейшем, с увеличением влияния других игроков, данный подход уже мог и не сработать. По этой причине геостратеги стали искать новые подходы, что обусловливалось разными причинами.

Военная наука, как и всякая другая, находится в непрерывном поиске новых решений, новых открытий, методов, стремится создать более эффективные способы решений тех задач, которые ставятся перед ней. В случае с военным применением науки речь идет о разных дисциплинах и направлениях, на стыке которых и появляются новые концепции и решения. В новейшей истории нестандартные подходы сосуществуют вместе с классическими, которые так же непрерывно совершенствуются. Уже по этой причине появление неклассических форм военных действий является абсолютно закономерным и логичным ответвлением военной науки.

Однако, что сильнее всего подталкивает власть имущих акцентировать внимание на использовании в большей степени непрямых методов и подходов в достижении нужных геополитических результатов? Несомненными и очевидными стимулирующими факторами являются экономические трудности, которые переживает страна, чьи власти разрабатывают подобные концепции. Возможности для таких неклассических войн, в масс-медиа называемых «цветными революциями», есть лишь у единиц, а если быть точнее, на данный момент необходимыми ресурсами для войн нового типа обладают только США и их элиты. Конечно, не исключено, что в обозримом будущем нечто подобное смогут делать страны, претендующие на звание новых мировых полюсов сил, но на данном этапе ничего подобного с их стороны не наблюдается. Только США сейчас имеют все ресурсы для подготовки, реализации и контроля над неклассическими военными операциями путем сначала создания условий (параллельно с использованием объективных внутриполитических и внутрисоциальных проблем страны — объекта агрессии) для образования благодатной почвы для переворота, поиска пассионарной массы, организуемой и направляемой против действующей власти, а затем — привода подконтрольных Западу элит. Следует признать, что в последнее время данная стратегия испытывает определенные трудности и нередко ситуация если не выходит полностью из-под контроля, то в конечной фазе «цветным» переворотам находит противодействие в виде контрпереворота старая элита после приведения компрадорской власти (Египет), либо относительной монолитностью действующей элиты с последующей войной (Сирия).

И все-таки даже неудачи могут быть обращены в успех. Важнейшим выводом из сказанного есть постоянно проводимый англосаксами поиск более эффективных путей нарушения суверенитета отдельных государств с тем расчетом, чтобы остальные игроки не могли заблокировать или иным способом воспрепятствовать их намерениям. Лучше всего данные поиски просматриваются на примере Сирии, которую только благодаря усилиям России и Китая удалось защитить от судьбы Ливии. Твердость и принципиальность позиции двух государств стала камнем преткновения для США и Запада в целом, поэтому следовало искать новый способ достичь целей, но уже в обход существующей системы международной безопасности.

Но каков механизм обхода Совета Безопасности ООН в условиях противодействия крупных игроков на мировой арене?

Для того чтобы понять, как аналитики смогли выявить уязвимое место в современном миропорядке, следует обратиться прежде всего к собственно функциям главного инструмента по поддержанию безопасности на планете.

Статья 2 Устава ООН:

4. Все Члены Организации Объединенных Наций воздерживаются в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с Целями Объединенных Наций.

Как видно речь идет о неприменении силы какой-либо страной-члена ООН против «территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства». Вот здесь и кроется решение проблемы. Если продавить политическими и дипломатическими методами нужное голосование в Совбезе не выходит, значит, следует создать условия, когда невозможно будет говорить о существовании государства в его границах, против которого необходимо применить военные средства.

Что может послужить таким условием?

В начале июня месяца 2014 года мир был шокирован новостью о стремительном рейде до того момента малоизвестной исламистской группировки под названием Исламское государство Ирака и Леванта (ИГИЛ). Ее костяком стали выходцы из Аль-Каеды и бывшие иракские баасисты в лице силовиков и военных, служивших еще в саддамовские времена. В кратчайшие сроки они взяли под контроль значительные территории Ирака, попутно завладев очень большими для террористической организации ресурсами. Во время сирийской войны они получили значительную подготовку, прошли обкатку в боях и сумели наголову разбить иракскую армию, ставшую бледной тенью той силы, которой она была при Хусейне. В результате после нескольких месяцев боевых действий и тотального террора против местного населения, этнических и конфессиональных меньшин, появилось квазигосударственное образование, возможно, прообраз будущей страны — Халифата. Отличительной особенностью ИГИЛ стала его трансграничность, то есть распространенность на территории сразу двух стран — Республики Ирак и Сирийской Арабской Республики, и квазигосударственность. При этом ИГИЛ, который теперь более правильно зовется Исламским государством (ИГ), практически состоявшись де-факто, не признан де-юре.

Чем данное обстоятельство поможет тем, кто принимал участие в создании ИГ — США?

Поскольку ИГ несет колоссальную угрозу, следует предпринять срочные меры по оказанию противодействия ему. Во всяком случае так должно быть в соответствии с международными правилами. И здесь выясняется, что Совбез ООН способен работать только в отношении стран с признанными границами, а не против организации, которая элементарно не вписываются в любые международные положения. Получается достаточно необычная ситуация, когда юридически на карте есть две страны, но на практике их руководства не способны контролировать значительные районы своей территории. В результате создается прецедент размытия границ. Формально удар по позициям ИГ не может считаться ударом по Ираку или по Сирии, т.к. подконтрольные ему территории больше не подвластны правительствам этих стран, но в то же время ИГ не является членом ООН. Однако на расползание угрозы требуется как-то реагировать и здесь возникает препятствие. Если правительство Ирака само просит о помощи у своих покровителей, то с Сирией все сложней. Официальные представители Дамаска совершенно недвусмысленно дали понять, что любое нарушение воздушного пространства с ракетно-бомбовыми ударами по территории Сирии без согласия сирийских властей будет рассматриваться как акт агрессии. Таким образом возникает проблема: с ИГ следует бороться повсеместно, но при этом учитывать интересы Дамаска, который не контролирует ситуацию в отдельных регионах страны. Юридически без согласия Совбеза ООН удары по Сирии не могут наноситься, но в действительности территория, контролируемая боевиками-такфиристами, не может считаться территорией Сирии. Отсюда совершенно небезосновательное заявление министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова о возможности нанесения ударов по позициям правительственных сил под видом борьбы с ИГ.

Теперь, если взглянуть на ситуацию глобально, возникает повод оценить происходящее в свете изначальной темы данной статьи. На нынешнем этапе стратегия управляемого хаоса, несмотря на все объективные сложности, все же имеет право считаться эффективной. Запущенные в таком подходе разрушительные процессы с целью ослабления главных конкурентов и продвижения своих интересов не являются инструментом однонаправленного действия, а возникшая катастрофическая ситуация даже в условиях выхода из-под контроля не теряет своей ценности для ее создателей. Вопреки часто бытующему мнению, подлинный смысл стратегии управляемого хаоса состоит не только в том, чтобы создать посредством деструктивных сил хаос в отдельно взятом регионе и направлять его против неугодных режимов. Смысл заключается в создании условий, когда независимо от степени управляемости или неуправляемости этих сил, при любых сценариях развития рукотворно созданной ситуации и возможных последствиях этого развития, организатор задуманного был способен всегда извлекать для себя пользу. Естественно, в таких играх не бывает условий, когда есть только выигрыш. Очевидным побочным эффектом такой стратегии является субъектизация деструктивных сил, стремящихся выйти из-под контроля своих хозяев. Вот тут организаторам всегда следует правильно взвесить, насколько велики будут издержки при осуществлении контроля над ситуацией. Чтобы понять лучше происходящее, можно показать пример с тем же ИГ, ведь, безусловно, по разным причинам самые высокопоставленные руководители США должны были отреагировать на распространение этого агрессивного квазигосударства. Следствием стало принятие решения о бомбардировке позиции ИГ при активном использовании сил союзников. Для этого 40 государств должны будут стать той мощью, которая по идее и должна будет положить конец ИГ. Однако с высокой долей вероятности без серьезной наземной операции (коалиционной или только армией США — неважно) уничтожить сверхгруппировку невозможно, в лучшем случае получится ее ослабить.

Понимают ли это в Вашингтоне и НАТО? Вероятно, понимают. Отсюда вопрос: чего можно добиться подобными паллиативами? Cтоит лишь упомянуть следующее. Невозможность уничтожения ИГ без применения наземных войск означает бесперспективность самой затеи (11 сентября Обама четко дал понять, что наземной операции не будет и затем повторил свои слова), значит, главные действующие лица сознательно не хотят и отчасти не могут задавить исламистов. Ответ заключен в следующем:

— На полномасштабную войну нет ресурсов.

— Необходимость сохранить лицо и заработать проценты в падающем рейтинге для Обамы, с ошибками которого будет ассоциироваться следующий кандидат от демократов.

— Имитация борьбы с ИГ, поскольку оно есть важный инструмент американской геополитики. С одной стороны нужно сделать вид борьбы с ним, с другой не нанести ему непоправимый ущерб и самим не получить политико-экономические и социальные осложнения.

Наконец, последнее условие есть то, о чем уже было сказано выше. Исламское государство может быть использовано для совершенно разных целей, будучи прикрытием для ударов по военно-промышленной и важнейшей гражданской инфраструктуре Сирии (включая возможную ликвидацию Асада), и одновременно это будет непрерывно генерировать угрозу тому же Ирану, который уже тратит ресурсы в виде помощи Ираку силами Корпуса стражей Исламской Революции.

Для эффективного использования новосозданного инструмента американцы в первую очередь оценивают то, насколько самостоятельными игроками становятся джихадисты. Если количество издержек, связанных с их субъектностью, находится на приемлемом для США уровне, то в отношении ИГ ограничиваются действиями сугубо в информационном и политическом поле или точечными, ничего не значащими бомбардировками. Когда в определенный момент террористы начинают вредить сверх меры, тогда в ход вступают более конкретные действия, но с привлечением других лиц, которые будучи жестко привязанными к Вашингтону действуют сугубо в его фарватере, возможно, рассчитывая получить и свою выгоду от грядущей авантюры. В таком варианте группировку будут сдерживать лишь настолько, чтобы она не могла навредить интересам США и их сателлитам в регионе. Для этого есть масса способов, начиная от ликвидаций лидеров ИГ до уничтожения нефтяных вышек и НПЗ как главного источника его финансирования.

Столь мощный и в чем-то уникальный инструмент не может быть так просто брошен или уничтожен – слишком многие в нем заинтересованы. Как видно, из сказанного следует, что из любой ситуации, уже казалось бы вышедшей из-под контроля и обретшей свою линию развития, можно извлечь пользу. Безусловно, подобный механизм сопряжен с затратами, но чего они стоят в сравнении с потенциальными выигрышами, например, при сносе правительства Асада или потенциальной войне с Ираном руками ИГ?

Слишком велики затраты на оружие?

Вряд ли. При столь ограниченной в средствах войне его будет использовано в строго лимитированных количествах и уж точно эти затраты будут на много порядков меньше, чем прямая интервенция. Кроме того, всякая война есть бизнес для ТНК из сектора военно-промышленного комплекса, так что прибыль отчасти перекроет потенциальные издержки.

Снимут сцены с отрезанием голов еще несколькими американцами и последующим выкладыванием видео в Сеть?

Такие действия джихадистов американские элиты не посчитают существенными издержками, если на кону стоит возможность решить задачи, которые оказалось не под силу разрешить последние несколько лет.

Потенциальная угроза для союзников?

Но разве у США есть союзники на Ближнем Востоке, да и вообще в мире? Как показала история – нет. Своих «союзников» начиная от Египта, заканчивая Саудовской Аравией новая администрация предала без единого промедления, когда ей это стало выгодно. Тем более многие подконтрольные режимы ориентированы не на силы, стоящие за Обамой, а на элиты с совершенно другой стороны спектра американского и глобального истеблишмента. Соответственно представляется серьезная возможность решить свои не только внешние геостратегические проблемы, но и нанести удар по злейшим конкурентам внутри теневых коридоров власти.

Кстати, часто отсутствие разделения глобальных элит на отдельные группировки и ложное представление США во внешней политике едва ли не единым монолитом есть очень серьезная ошибка, которая не позволяет некоторым аналитикам адекватно понять происходящее. Например, если у Хосни Мубарака были определенные договоренности с предыдущими администрациями и они вполне комфортно вели с ним дела, то администрации Обамы (условно их можно разделить на две — до и после выборов 2012 года) никаких гарантий ему не давали. Затем был Тахрир со всеми вытекающими последствиями. Так же и с саудитами, на которых американцы делали ставку более сорока лет, однако в десятых годах XXI века произошел радикальный крен, и основным региональным игроком для Белого дома стал видеться Иран. Очевидно, что не в поиске дружеских отношений здесь дело, а в попытке со стороны действующей власти в Вашингтоне использовать Тегеран в противостоянии, например, с Саудовской Аравией, в которой сильны позиции тех же неоконов, не говоря о других целях. При этом дозированное сдерживание ИГ теоретически дает способ влиять на террористическую организацию таким образом, чтобы она стала нестерпимой головной болью для иранского руководства и уже путем предложений помощи в борьбе с распространением джихадистов иметь возможность торговаться с Тегераном, вынуждая его идти на уступки в нужных вопросах.

В итоге следует тезисно остановиться на сформулированных выводах:

1) Стремление найти менее затратные, но не менее эффективные методы ведения войны привели к созданию технологий неклассических войн, в которых используются местные компрадорские элиты и объективные социально-экономические, этнокультурные и религиозные проблемы. Главной особенностью становится массированное использование информационных технологий, психологических операций и применение сетевых методов ведения войны в отдельных случаях.

2) Поиск эффективного метода обхода международных норм и правил, т.е. фактически стремление к сносу базовых принципов мироустройства, привел к одному из важнейших достижений стран-агрессоров — созданию трансграничной угрозы в виде гигантской террористической группировки, существование которой позволяет бомбить государства с неугодными режимами, игнорируя Совбез ООН.

3) Особенностью управляемого хаоса является не только управление им с последующей канализацией его против своих противников (как внешних, так и внутренних), но и способность продолжать использовать носитель инспирированного хаоса даже после того, как он начинает выходить из-под контроля путем применения ограниченного набора сдерживающих средств информационного, политического, экономического и военного характера. В результате достигается такая ситуация, при которой любой выход из нее будет на пользу ее создателям. В этом и состоит ключевая особенность стратегии.

4) Главным условием сохранения эффективности выбранной стратегии должно быть поддержание нужного уровня влияния на инструмент хаотизации, при этом издержки от его самостоятельных действий не должны превзойти выгоду от его использования.

Фактически развитие стратегии войн нового типа эволюционирует параллельно с методами контроля над силами, на которые и делают ставку главные технологи и организаторы «цветных революций». Не имея возможности напрямую наводить новый порядок, американцы привлекают относительно дешевые способы контроля в виде ограниченных военных операций и ставки на своих сателлитов. Чрезвычайно интересен и важен вопрос о противодействии показанным методам, однако их рассмотрение выходит далеко за рамки данной статьи.

***

На основании сказанного можно сделать вывод о завершении первой фазы стратегической операции по разрушению основ глобального порядка. Теперь в случае успешной отработки приведенной схемы против Сирии, подобные методы могут быть использованы в любой другой точке мира. Следовательно, открывается путь к применению силы без ограничений независимо от географического положения региона. Главное создать нужный инструмент, а повод появится неизбежно.

Оригинал публикации: http://www.nakanune.ru/articles/19465/