НОВАЯ ХОЛОДНАЯ ВОЙНА
Объявленная России новая Холодная война обусловлена фундаментальным кризисом современного мироустройства и ведется по разным направлениям непрямыми методами. Для эффективного противодействия ее инициаторам необходимо принять ряд системных мер по восстановлению суверенитета нашей страны в полном объеме.
С начала 2014 года стало очевидно, что весь мир отныне находится в состоянии, куда больше напоминающем новую редакцию Холодной войны, чем рядовое обострение отношений между крупнейшими геополитическими акторами. Необходимо сразу отметить, что под Холодной войной понимается не противостояние двух систем XX-го века, центрами которых были СССР и США, поскольку сейчас уже не существует социалистического лагеря. После распада Советского Союза мир стал глобальным и капиталистическая модель распространилась на всю планету, хотя в разных ее частях приобрела отличные друг от друга формы, а Холодная война в ее нынешнем виде происходит уже внутри капиталистического мира. Одной из основных целей инициаторов обострения международной напряженности, вне всякого сомнения, является Россия, однако стоит заметить, что в настоящем конфликте сторон больше, чем было во времена противостояния двух систем. В менее эксплицитной форме война касается Евросоюза (ЕС) и Китая, хотя их вовлеченность в новую Холодную войну в значительной степени отличается от России. В отношении последней эскалация все более нарастает и пока не видно возможности для выхода из сложившейся ситуации, который мог бы стать взаимоприемлемым для сторон конфликта. Более того, ситуация имеет признаки неразрешимости без войны в том или ином виде, поскольку ее корни носят фундаментальный характер.
Соответственно, прежде чем непосредственно перейти к описанию и оценке существующих для России угроз, а также возможных мер противодействия им, следует разобраться именно с причинами комплексной и скоординированной атаки против нее. Ниже будут проанализированы основные истоки активизации агрессии против России, направления, откуда наносятся удары, и необходимые меры, благодаря которым у ее руководства появится возможность перехватить стратегическую инициативу.
***
Об объективных основаниях нарастания глобальной военно-политической напряженности было сказано в докладе академика РАН С. Глазьева «Как не проиграть в войне», согласно которому причиной глобального кризиса и депрессии ведущих стран мира в последнее время, является «исчерпание потенциала роста доминирующего технологического уклада» и «переход к новому вековому циклу накопления капитала» [1]. Суть идеи состоит в том, что лидирующим странам сложно сохранить свое лидерство при переходе от одного технологического уклада к другому, поскольку они сталкиваются «с кризисом перенакопления капитала в устаревших производствах». В противовес им развивающиеся страны, не обремененные таким недостатком, способны сконцентрироваться на самых прорывных направлениях и за счет этого обладают возможностью вырваться веред. Естественно, страны-лидеры стремятся не допустить подобный поворот событий и инициируют разного рода конфликты, вызывая военно-политическую эскалацию, прежде всего, внутри самих развивающихся странах-конкурентах и вокруг их границ. Логика действий проста: если вынудить геостратегического конкурента тратить ресурсы на все возрастающее количество проблем как внутри своих границ, так и на сопредельных территориях, тем меньше у него останется политических и экономических ресурсов на качественный рывок в условиях перехода к новому технологическому укладу. Следовательно, чтобы страна-объект агрессии не смогла проводить в условиях нормальной хозяйственной деятельности свой экономический и технологический скачок, ей нужно создать максимальное число проблем. Чем более разрушительными они будут для страны-жертвы, тем лучше для инициаторов атаки. При этом очевидно, что развитые страны имеют определенное превосходство как в военно-технологическом и экономическом, так и в политико-информационном аспектах. С ухудшением ситуации данное превосходство будет нивелироваться, так как развитые страны окажутся вынужденными тратить массу ресурсов на поддержание своей экономики и пресечения социального недовольства, которое, несомненно, станет усиливаться обратно пропорционально ухудшению положения в экономической сфере и падению уровня жизни. Из этого следует вывод: с ухудшением геополитической и экономической ситуации в мире у развитых стран останется все меньше времени для того, чтобы попытаться сдержать рост своих главных соперников, что приведет к неизбежному поддержанию режима непрерывной эскалации в отношении них. При этом не обязательно развивающиеся страны уничтожать физически, достаточно сдержать их в своем развитии, чтобы они ни при каких обстоятельствах не могли стать новыми мировыми лидерами вместо старых.
Естественно, кризис обусловлен не только с переходом к новому технологическому укладу, хотя остальные причины теснейшим образом связаны с ним. Важным фактором является и постепенный уход от долларовой системы, которая со времен т.н. «рейганомики» перешла к кредитному стимулированию частного спроса при помощи все той же эмиссии и на данный момент претерпевает кризис. Если после распада социалистического лагеря и СССР на территорию новообразованных государств произошло расширение зоны доллара, то теперь мест, куда можно продолжать расширяться, больше нет. Приток новых ресурсов на некоторое время позволил решить проблему, но дальнейшая экспансия оказалась невозможной, в результате чего кризис модели был лишь отодвинут приблизительно на десять лет, а в 2008 г. он вошел в «острую» фазу.
Есть разные версии того, каким должно быть мироустройство в будущем, вместо действующей модели, основанной на долларовом гегемонизме и кредитовании, но данное прогнозирование далеко выходит за рамки обсуждаемой проблемы. Однако следует отметить крайне высокую вероятность выхода из сложившегося кризиса именно военным путем, который, по всей видимости, будет кардинально отличаться от тех форм глобальных конфликтов, известных по первым двум мировым войнам ХХ века. Для Соединенных Штатов — ядра современной финансовой системы — в любых сценариях практически не остается неконфликтного варианта, поскольку как бы не происходила последующая трансформация мирового порядка, его новая конфигурация, вероятней всего, будет сопровождаться ослаблением позиций пока еще единственной сверхдержавы.
Главное и принципиальное отличие в подходах заключается в следующем. Часть американских элит, стремящихся сохранить доминирующее положение США, придерживается подхода, основанного на прямом управлении регионами, имеющих стратегическое значение. Утрата контроля над ними приведет к издержкам значительно большим, чем затраты на сам контроль. В значительной степени сторонниками такого подхода были представители администрации Дж. Буша-младшего, во времена которого приняли доктрину, часто именуемой «доктриной Буша», изложенную в Национальной стратегии обеспечения безопасности США (National Security Strategy of the United States, от 17 сентября 2002 г.) [2]. В основе этой доктрины лежит идея т.н. преэмптивной войны (preemptive war) и преэмпции (preemption). Превосходный материал о преэмптивных войнах опубликован на сайте председателя Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития Юрия Крупнова [3].
Автор предлагает следующее определение преэмпции: «Преэмпция означает опережающий захват или силовое действие на опережение, т.е. уничтожение опережающим образом как самой существенной угрозы, так и всех обстоятельств данной угрозы (оружия, к примеру) и, главное, самого субъекта этой угрозы – т.е., как правило, режима и власти в стране или террористической организации. Таким образом, преэмпция ориентирована на смену режима (Regime Change), на перехват национального суверенитета и на строительство на месте неправильной нации нации новой – т.е. нациостроительство-нацибилд (Nation-Building) и нациоперестройка или нациопеределка (rebuilding Iraq, reconstruct Iraq или remaking Iraq)».
Принципиальное отличие преэмптивной войны от превентивной (preventive war) состоит в том, что если в превентивной войне упреждающий удар наносится по противнику, который по всем признакам готовится применить военную силу, т.е. является источником угрозы, реализацию которой следует упредить обезоруживающим ударом, то в преэмптивной войне во всем мире создаются такие условия, когда нигде и ни при каких обстоятельствах данная угроза не может возникнуть. Фактически в таком подходе главным основанием является не наличие угрозы (ОМП у режима конкретной страны или чего-то иного), а как раз отсутствие таковой.
Второй тип подхода кардинально отличается от первого, хотя это не означает их несовместимость. Его приверженцами является та часть американской элиты, которая считает неприемлемыми затраты на прямой интервенционализм в ключевые регионы мира. В условиях экономического кризиса, постепенного, но непрерывного нарастания внешнего долга США (превысившего отметку в $18 трлн.) и дефицита бюджета, затраты на прямой контроль становятся категорически неприемлемыми. Подобный подход активно применяется со времени победы Б. Обамы на президентских выборах 2008 г., когда вся стратегия Белого дома стала строится именно на непрямом управлении наиболее стратегически важных регионов Земли. В кризисных условиях затраты, связанные с непосредственным участием в войнах, стали неподъемными и постепенно от них отказались. В частности, именно поэтому Б. Обама в своих недавних высказываниях всячески подчеркивал, что не станет посылать американских солдат непосредственно на войну против Исламского государства (ИГ) [4]. Указанные причины привели к более активному использованию стратегии, получившей название «управляемого хаоса». Суть данной идеи во многом происходит от методов ведения психологической войны и является ее логическим продолжением, усовершенствованным в аналитических центрах и примененной в разных странах. В том или ином виде, данные технологии демонтажа политических режимов применялись на территории стран бывшего социалистического лагеря, в частности, на постсоветском пространстве, а также территории Большого Ближнего Востока. Все т.н. «цветные революции» и Арабская весна в той или иной степени являются следствием применения указанных технологий, которые по результату своего воздействия не отличаются от использования стандартных военных подходов. На этом основании их следует отнести к неклассическим методам ведения войны, которые могут быть применены к конкретной стране или же целью атаки подвергается сопредельное с ней государство, в котором создается нестабильная зона.
Условно можно выделить следующие признаки подвида стратегии управляемого хаоса, именуемого в СМИ «цветными революциями«:
1. Страна-объект агрессии всегда имеет внутренние проблемы, которые могут быть использованы в качестве запала для проведения переворота с приведением к власти прозападного режима.
2. Проводится серьезный подготовительный этап при помощи агентов влияния, политико-дипломатического и, в случае необходимости, экономического давления, использования неправительственных и некоммерческих организаций, чья деятельность, как правило, затрагивает все социальные группы, начиная от молодежи и заканчивая политической элитой.
3. В нужный момент используется любой повод для организации протестов (например, засуха в некоторых арабских странах). Если такового нет, то он создается искусственным образом (создание информационного фона на Украине в конце 2013-начале 2014 года о якобы отказе президента В. Януковича от подписания Соглашения об ассоциации с ЕС, хотя речь шла только о ее приостановке, затем разгон студентов в ночь с 30 ноября на 1 декабря 2013 г., расстрел неизвестными снайперами участников и «майдана» и силовиков и т.п.). Таким образом в определенный момент народный протест инструментализируется с последующим его использованием против власти.
4. Все основные силы, участвующие в перевороте, организовываются с использованием современных информационных технологий, а также через подконтрольные спецслужбы (классический пример — Украина образца 2014 г.).
5. Происходит объединение практически всех сил, оппозиционных к действующей власти и ее лидеру, который персонифицирует существующий политический режим.
6. Для большего паралича власти в возможности реагировать на вызванные волнения задействуется агентура в госструктурах, которая создает препятствия режиму в адекватном реагировании на стремительно развивающиеся процессы. В странах, прошедших демонтаж власти подобным способом, этот фактор играл разную по значимости роль.
7. Проплаченные провокаторы и специально нанятые лидеры при помощи социальных сетей и иных средств коммуникации выводят массы для создания протестов разных слоев населения, хотя практически везде главной силой выступала молодежь, что объясняется особенностями психологии и наибольшей пассионарностью данной возрастной группы.
8. После достижения цели — переворота — основная часть протестного движения фрагментируется. Исключение составляют наиболее радикальные элементы, которые в той или иной форме встраиваются в новый порядок (пример — «Правый сектор» на Украине).
9. После переворота, для лидеров антиправительственных выступлений, стремящихся как можно быстрее зайти на политический олимп, наступает короткий, но очень важный временной интервал, когда они наиболее уязвимы. В различных странах он длился по-разному, не более нескольких месяцев, и его суть заключалась в необходимости полного перехвата управления над всеми государственными структурами — от силовых органов до финансовых институтов. Если в этот момент не находилась третья сила, способная быстрее перехватить управление, то путчисты достигали цели и устанавливали новую власть.
Данные пункты характерны в той или иной мере для всех переворотов с применением новых технологий демонтажа существующих режимов. Смысл таких «цветных революций» для их инспираторов заключен в разных целях. Сюда можно отнести ликвидацию неугодного правительства, которое не ведет политику в кильватере политики Вашингтона, передача компрадорской элитой страны-жертвы ее ресурсов западным транснациональным корпорациям (ТНК), использование территории страны для построения военных баз и т.д. Если провести «цветной» переворот не удается по стандартным лекалам, то используются более жесткие попытки убрать неугодный режим путем применения террористических интербригад и наёмников, как это четыре года происходит в Сирии. Однако, переворот в странах второго и третьего эшелона, не претендующих даже на региональное лидерство, это лишь первый уровень атаки. Куда более важная задача ставится организаторами переворотов в отношении стран второго уровня — противников и конкурентов США, в частности против России, Китая и Ирана.
Дестабилизация сопредельных регионов вокруг этих государств с попытками разрушить их политический строй изнутри является приоритетом наивысшего порядка, поскольку в конечном итоге способна нанести противникам урон сопоставимый с полномасштабными военными действиями классического типа. Управляемый хаос в этом случае играет роль источника самоподдерживающихся деструктивных процессов в странах первого уровня (войн, актов террора, вражды между этническими и конфессиональными группами и пр.), чтобы сделать невозможным нормальную хозяйственную деятельность в этих регионах для основных конкурентов США, поскольку часто в них сосредоточены значительные ресурсы (нефть, газ и т.д.). Кроме того, эскалация и нарастание конфликта способны перекинуться и на страны второго уровня (например, украинский конфликт на Россию, терроризм в Афганистане на китайский Синьцзян-Уйгурский автономный район и т.д.). Цель вся та же и укладывается в стратегию не допустить установления нового глобального порядка с усилением стран-конкурентов США, путем вынуждения их тратить ресурсы на урегулирование повсеместно возникающих вокруг конфликтных зон. В идеале, как только совокупное военное, политическое, экономическое и информационное воздействие ослабит страны второго уровня до того состояния, когда «цветную революцию» станет возможным осуществить уже непосредственно у них, начнется второй этап агрессии, конечная цель которой может заключаться в приходе к власти проамериканского режима и дезинтеграции страны-жертвы. Именно такому типу атаки и подвергается Россия.
В начале будет сделано уточнение. Речь не пойдет об анализе тех событий, которые предшествовали государственному перевороту на Украине в феврале 2014 г., в контексте статьи важнее выявить процессы трансформации превращения этой страны в антироссийский плацдарм.
В первую очередь стоит отметить работу, проводимую нынешним киевским режимом по линии спецслужб. Речь идет о массовой зачистке кадровых офицеров и руководителей Службы безопасности Украины (СБУ), в которой, по сведениям ее нынешнего главы В. Наливайченко, в течение года было заменено до 95% руководства и заместителей центрального аппарата и в областях [1]. Данный факт не вызывает удивления с учетом сведений в отношении действующего главы СБУ. В частности, бывший руководитель этой организации А. Якименко заявил в эфире телеканала «Россия 24», что, будучи генеральным консулом украинского посольства в США, В. Наливайченко был завербован ЦРУ [2]. Поэтому новые агенты влияния в первую очередь наносят удар по контрразведке, которая по роду своей деятельности обязана выявлять агентов, в результате чего еще в ноябре месяце в СБУ заявили о задержании экс-главы контрразведки СБУ Владимира Быка [3], у которого могли быть данные о контактах представителей действующих киевских властей с иностранными разведками. Соответственно, обновление кадров идет с таким расчетом, чтобы в конце полностью избавиться от нелояльных элементов при помощи их замены, а в отдельных случаях арестов. Отстранение от дела неудобных лиц дает более широкий простор для взаимодействия киевских властей с их покровителями, в частности, из Вашингтона, который еще в июле 2014 г. для более тесных контактов прислал генерал-майора Ки Рэнди Алена (Кее Randy Alan) [4]. Эту информацию подтвердил официальный представитель российского военного ведомства генерал-майор Игорь Конашенков, отметивший, что под руководством Ки Рэнди Алена действует группа американских советников «прописавшихся в киевском здании СБУ» [5]. В том же заявлении Конашенков обратил внимание на взаимодействие украинских ведомств с американскими советниками, под диктовку которых СБУ создает разного рода дезинформационные атаки, подобные якобы доказательствам обстрелов с российской территории подразделений украинских войск, опубликованные послом США на Украине Джеффри Пайеттом на своей странице в одной из социальных сетей.
Аналогичные, скоординированные с Вашингтоном, действия предпринимались украинской стороной и в расследовании катастрофы «Боинга» авиакомпании Malaysia Airlines рейса MH17. Множество провокаций украинских властей были изобличены на специальном брифинге Министерства обороны Российской Федерации от 21 июля 2014 г., где впервые на официальном уровне было указано на наличие украинского военного самолета в районе разрушения «Боинга» в момент инцидента [6]. Фактически, данная несостоявшаяся провокация ставила перед собой цель представить Россию в наиболее неблагоприятном свете с ее последующей полной изоляцией, однако низкий уровень исполнителей не дал развиться такому сценарию. Впрочем, как выяснилось, «Боинг» стал лишь поводом для введения новых санкций, которые должны были повлиять на Россию и позицию ее руководства. На всех этапах этой провокации наблюдалась отлаженная и скоординированная работа по дискредитации России и привлечению как можно большего числа стран для введения антироссийских санкций, что являлось продолжением системной работы по оказанию экономического, политического и информационного давления, начиная с событий в Крыму.
ЕВГЕНИЙ ГИЛЬБО: НА УКРАИНЕ ВЫЖИВЕТ НЕ БОЛЕЕ ВОСЬМИ МИЛЛИОНОВ ЧЕЛОВЕК
Последовательная и системная работа по уничтожению населения непризнанных ДНР и ЛНР имеет все признаки геноцида, ведущегося киевским режимом с апреля 2014 г. Вне всякого сомнения эти действия направлены на истребление людей, считающих себя частью единого геокультурного пространства с Россией и отказавшиеся принимать откровенно нацистские идеи, которые принесли с собой путчисты в Киеве. Однако с геополитической точки зрения атака через Украину ведется именно против российского государства и его интересов. Украина входит в историческую сферу влияния России и попытка вытеснить ее оттуда, несомненно, является враждебным актом, а продолжение подобных тенденции в других важных для нее зонах неизбежно приведет к усилению антагонизма с Западом. Кроме этого, огромный поток беженцев, который за несколько месяцев стал сопоставим с количеством беженцев из Сирии за первые два года войны, вынуждает Россию тратить ресурсы на их обустройство. Аналогичным образом т.н. минские договоренности работают против России, которой фактически предоставляется роль восстанавливать разрушенный регион за свой счет. Украинский режим тратить ресурсы на восстановление Новороссии отнюдь не собирается, а живущие на ее территории люди Киев не интересуют. Следовательно, состоявшееся неустойчивое равновесие «ни войны, ни мира» не выгодно ни ДНР и ЛНР, ни России. Киевский режим, вопреки всем договоренностям, продолжает системные обстрелы кварталов населенных пунктов, находящихся под контролем ополчения, тем самым приводя к еще большим жертвам и дополнительным разрушениям инфраструктуры, поэтому чем дольше будет идти процесс т.н. перемирия, тем сильнее ухудшится ситуация. Киевские силы использовали передышку для восстановления своей группировки, в т.ч. за счет новобранцев, вооружения и военной техники, предоставленной из-за рубежа, в частности, из Литвы [7]. В дополнение к этому одобренный Конгрессом США «Акт о поддержке свободы Украины — 2014» (Ukraine Freedom Support Act of 2014) позволяет осуществлять прямую военную помощь Украине, а такая частная военная компания как «Academi» (бывшая «Blackwater») уже «подтвердила готовность с января начать на украинской территории подготовку батальона вооруженных сил Украины к городским боям» [8]. В результате создается ударная группировка, способная возобновить полномасштабные боевые действия против ДНР и ЛНР. Безусловно, с учетом сказанного, остановка 5 сентября крайне успешного наступления ополчения является ошибкой стратегического уровня, поскольку потенциально ополчение имело шансы окончательно разгромить силы киевского режима с возможностью проложить сухопутный коридор в Крым и, при определенных обстоятельствах, к Приднестровской Молдавской Республике. Новые территории давали ополчению значительные ресурсы, что в сочетании с военными успехами, делали реальной возможность нанести антироссийскому режиму в Киеве окончательное военное поражение, после которого Россия могла вести переговоры с куда более выгодных для нее позиций.
На основании сказанного путь реинтеграции ДНР и ЛНР в состав Украины, выбранный руководством России (см. интервью С. Лаврова [9] и заявление В. Путина [10]), представляется в корне неверным. Милитаризация Украины, выраженная в существенной диспропорции бюджета в пользу силовых ведомств, чётко показывает стремления Киева и если на данный момент неподконтрольные ему территории будут возвращены, то для местного населения это будет означать полную катастрофу. Более того, высокопоставленный представитель киевского режима секретарь СНБО Украины А. Турчинов прямо сказал: «Война завершится только тогда, когда будут освобождены все территории Украины, включая Крым» [11]. С учетом планов по созданию стотысячного мобилизационного резерва и усиленного финансирования силовиков, после решения вопроса с ДНР и ЛНР вероятность передислокации войск под Крым станет крайне высокой. На этом фоне заявления российского руководства в отношении Киева смотрятся явно ошибочными.
Вторая составляющая атаки заключается в подрыве политических и экономических связей между Россией и ЕС. Действия атлантистов внутри ЕС, идущие строго в кильватере американской политики, направлены на конфронтацию с Россией с самого начала украинского кризиса. Вашингтон, стремящийся препятствовать всякому экономическому и политическому сближению Москвы и Брюсселя, прекрасно понимал, что спонсированный им госпереворот на Украине приведет к их дистанцированию друг от друга. Антироссийский киевский режим, как и ожидалось, взялся за шантаж всех сторон энергетического сотрудничества, фактически выставив ультиматум: либо ЕС заплатит за российский газ, либо с транзитом будут проблемы. Европейским странам ничего не осталось, кроме как выделить необходимые средства. Москве также невыгодно терять европейский рынок сбыта, поэтому искусственно созданный кризис ударил по ее экономическим интересам. Однако, давление на ЕС со стороны США просматривалось и в принятии Третьего энергопакета, согласно которому добывающие компании не могут владеть одновременно распределительными и транспортными сетями, что невыгодно России. В итоге подобная позиция вынудила российское руководство и «Газпром» отказаться от «Южного потока» и подписать меморандум с турецкой компанией Botas для осуществления транспортировки газа через Турцию в объеме 63 млрд. кубометров газа в год. Наконец, удар наносится и по другим направлениям сотрудничества. Так французский политический деятель Филипп де Вилье высказал мнение о давлении на Париж со стороны Вашингтона в отношении вопроса продажи России вертолетоносцев «Мистраль» [12]. Отказ от продажи, несомненно, нельзя воспринимать иначе, как несамостоятельность Франции во внешнеполитических вопросах. Аналогичным образом обстоит дело с принятием антироссийских санкций странами ЕС, действующими в ущерб собственным интересам. Массированная пропаганда западных СМИ и давление проамериканских сил создала очередной образ России как глобальной угрозы, особенно после выступления Б. Обамы в штаб-квартире ООН, который, упоминая о мировых угрозах, поместил Россию между вирусом Эболы и террористами в Сирии и Ираке [13]. Подогреваемая истерика в сочетании с политическим давлением дала нужный Вашингтону эффект и подавляющая часть стран ЕС присоединилась к санкциям, нанеся ущерб собственному производству и частному бизнесу.
Стратегия отрыва ЕС от России нужна США еще и по причине, которая вписывается в стремление Вашингтона отодвинуть момент начала серьезных политико-социальных потрясений из-за усиливающегося кризиса. В первую очередь речь идет о создании Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (Transatlantic Trade and Investment Partnership, TTIP) — зоны свободной торговли между ЕС и США. По мнению историка и политолога Эрика Зюсса (Eric Zuesse) продвигаемое Б. Обамой соглашение TTIP разработано «теми, кто контролирует международные транснациональные корпорации, базирующиеся в США» [14], а директор Института проблем глобализации М. Делягин считает, что данное соглашение выдвигается США «для захвата европейского рынка» [15]. Некоторые авторы отмечают, что видные представители западного экспертного сообщества прямо заявляют о направленности TTIP против Китая, в частности, такой позиции придерживается З. Бжезинский [16]. Таким образом, развязанная против России война имеет множественные цели, когда с помощью конфликта на Украине ускоряется процесс поглощения европейского рынка Соединенными Штатами и их ТНК с целью вытеснения с него России и Китая. В этом ключе можно рассуждать о предложениях Вашингтона заменить американским сжиженным природным газом (СПГ) российский, при том, что достигнуть полного замещения практически невозможно. Вероятней всего поставки американского газа начнутся после подписания соглашения TTIP и в данном случае ЕС, пытаясь уйти от зависимости от российского газа, стремится попасть в зависимость уже от США, причем на невыгодных условиях, поскольку стоимость СПГ для Европы будет превышать стоимость российского газа.
Разделять ближневосточный кризис (в первую очередь становление ИГ) и украинские события по отдельности нельзя, но только в том случае, если рассматривать обе проблемы в глобальном контексте и применительно к России. Оценивать деятельность ИГ как изначально направленную против России представляется неверным, однако недопустимо и игнорировать угрозы от его представителей. Следует отметить, что только по данным главы замдиректора ФСБ С. Смирнова в Сирии действует 300-400 наемников из России [17]. Также директор ФСБ А. Бортников заявил, что «на Ближнем Востоке… началось формирование террористического «интернационала» на базе «Исламского государства». Его участники проходят боевую «обкатку» в Ираке и Сирии, а затем возвращаются в страны исхода в качестве инструкторов, вербовщиков, проповедников и специалистов по созданию законспирированных бандитских сетей, сохраняющих тесные связи с «материнской» структурой» [18]. Следует заметить, что реальное число выходцев из России, воюющих за различные террористические организации на Ближнем Востоке, скорее всего, выше, чем по официальным данным. Кроме того, по мнению генерал-лейтенанта ГРУ ГШ ВС РФ в отставке Н. Пушкарева «есть основания полагать, что американские и британские спецслужбы могут поддерживать исламских экстремистов, чтобы угрожать территориальной целостности РФ» [19].
Известно, что украинские националистические формирования (в частности, УНА-УНСО) принимали участие еще в Чеченских войнах на стороне северокавказских боевиков и их инструкторов из-за рубежа. Теперь же, после заявлений главы Чеченской Республики Р. Кадырова, есть основания считать, что украинские националисты «оказывают финансовую или иную помощь остаткам террористов на Кавказе» [20], высказанных им поле теракта в Грозном 4 декабря. Тот факт, что геополитическими противниками России разрабатываются планы объединения трех регионов — Украины, Кавказа и Ближнего Востока — в одну мощную дестабилизирующую волну на ее границах, можно увидеть в работе Джорджа Фридмана «Украина, Ирак и Черноморская стратегия» [21]. Глава разведывательно-аналитической компании «Stratfor», являющийся одним из рупоров военно-разведывательного сообщества США, высказал идею, из которой следует необходимость рассматривать, на первый взгляд, невзаимосвязанные конфликты единым целым, с привязкой к конкретному географическому положению.
Для этого он вводит термин Большого Черноморского Бассейна (Greater Black Sea Basin). В этой стратегии интеграция украинского кризиса и событий на Ближнем Востоке должна быть направлена против России с помощью Турции, у которой есть интересы в Сирии, на Кавказе, в Ираке, в России и на Украине. Также уделяется внимание Азербайджану и Румынии. Более того, идея Большого Черноморского Бассейна прямо вытекает из стремления Вашингтона применять более ресурсоёмкие технологии в противостоянии со своими главными противниками, поскольку стратегическая задача рассмотрения нескольких несвязанных проблем требует избыточного количества ресурсов по сравнению с одним интегрированным решением. В этой связи стоит констатировать, что уже имеются теоретические наработки по непрямым военным действиям против России сразу в нескольких чувствительных для нее регионах и высока вероятность, что события последних месяцев развиваются согласно новым концепциям.
Завершение операций США и «Международных сил содействия безопасности» (International Security Assistance Force, ISAF) приведет к активизации террористов в Афганистане и распространению на другие территории, в первую очередь, на граничащие с ним республики бывшего СССР. Поступали сообщения о присоединении группировки «Исламское движение Узбекистана» (ИДУ) к боевикам ИГ [22], бывшей до недавнего времени фактические одним из подразделений Талибана. Возвращение в родные страны боевиков, прошедших войну в Сирии и Ираке, несет серьезную угрозу, поскольку они помимо подготовки, получают и финансовую помощь. Кроме Узбекистана угрозе возвращения боевиков ИГ подвергается и Киргизия, а начальник Генштаба киргизских ВС Асанбек Алымкожоев прямо назвал ИГ одной из основных внешних угроз [23]. В этой связи на саммите ОДКБ В. Путин заявил, что «текущая ситуация вызывает озабоченность, появляются отряды боевиков так называемого «Исламского государства», которые замахиваются на то, чтобы некоторые провинции Афганистана включить в так называемый «исламский халифат» [24].
Кроме угроз террористических организацией, усиливающих активность в этом регионе, для России важно отслеживать деятельность т.н. неправительственных и некоммерческих организаций, а также государственных агентств, активизировавших свою деятельность в Центральной Азии. Например, Агентство США по международному развитию (United States Agency for International Development, USAID) в своей опубликованной «Стратегии регионального сотрудничества в области развития на 2015-2019 гг.» [25] рассуждает о том, что «претензии России на территорию Украины вызвали вопросы относительно намерений России в постсоветском пространстве; кроме того, они вызвали озабоченность как внутри региона, так и за его пределами, а также международные обсуждения по поводу территориальной целостности Центральной Азии и ее политических отношений с большим соседом на севере». Естественно, доказательства «претензий» в документе не приводятся. Особое внимание уделяется возрасту президентов крупнейших республик региона Казахстана и Узбекистана с недвусмысленной задачей, заключающейся в «подготовке почвы для преемников старым политическим руководством». Фактически имеется ввиду передача власти молодым кадрам, в отношении которых активно использовались современные технологии взращивания компрадорских элит в течение всего постсоветского времени. Именно новое поколение политических лидеров и должно стать проводником американских интересов в Центральной Азии, что с высокой вероятностью повлечет ухудшение политических и экономических отношений стран данного региона с Россией. Нельзя не упомянуть о том, кем является агентство USAID и кто его возглавляет. Например, в статье генерального директора Института внешнеполитических исследований и инициатив Вероники Крашенинниковой [26] показывается, что структуры подобные USAID «изобилуют членами разведсообщества».
Таким образом, следует констатировать целенаправленную работу со стороны США по созданию дуги дестабилизации у российских границ от Украины до Центральной Азии путем привлечения транснациональных террористических группировок и приводу к власти антироссийских режимов методами «цветных революций» в мягкой или жёсткой форме.
Активность НАТО аналогичным образом следует учитывать в контексте нарастающего противостояния. Не только хаотизация приграничных регионов и экономическая война являются прямой угрозой, но и действия Североатлантического Альянса в виде классических военных мер никуда не исчезли. В качестве примера достаточно вспомнить слова бывшего генерального секретаря НАТО Андерса Фог Расмуссена от 1 сентября 2014 г., в которых он заявил, что НАТО будет наращивать свое военное присутствие в Восточной Европе, а сам блок пробудет там столько, сколько понадобиться [27]. В декабре того же года в штаб-квартире НАТО состоялась встреча альянса на уровне министров иностранных дел, на которой было принято решение сформировать совместные силы очень высокой степени готовности (Very High Readiness Joint Task Force, VJTF) и сохранить постоянное присутствие в Восточной Европе [28]. Представленный план действий, согласованный еще на саммите глав стран-участниц НАТО в Уэльсе, «отвечает на вызовы, поставленные Россией, и их стратегические последствия». То есть фактически идет речь о создании сил быстрого реагирования в ответ на защитные действия России, спровоцированные организованным на Украине государственным переворотом при активном участии отдельных стран НАТО. Вне всякого сомнения, такие решения нельзя трактовать иначе, как откровенно антироссийские. Наряду с продолжением развертывания стратегической противоракетной обороны (ПРО), направленной на подрыв возможности ответно-встречного удара стратегическими ядерными силами (СЯС) со стороны России, создание сил быстрого реагирования позволяет руководству Альянса обосновать смысл существования этого блока перед гражданами его стран-участниц. Так редактор польского портала «Dziennik Zbrojny» Мариуш Челма написал целую аналитическую статью о возможностях польской армии, связанных «с необходимостью военной изоляции Калининградской области и сценариями поддержки прибалтийских союзников» [29]. В случае вероятного конфликта, Калининград станет одной из первых целей для удара силами НАТО, т.к. занимает важное положение, особенно с учетом наличия ОТРК «Искандер-М», уничтожение которых станет одной из важнейших задач агрессора. По мнению автора военная изоляция достижима силами механизированной дивизии в Эльблонге, 9-ой бронетанковой кавалерийской бригады в Бранево, 20-ой механизированной бригады в Бартощице и др. Как пишет «Dziennik Zbrojny»: «Хотя данный анализ является упрощением, если бы польский президент сказал: «Через два дня мы можем быть под Калининградом», это не были бы пустые слова». Таким образом, анализ перспектив военного противостояния активно проводится как на уровне руководства НАТО, так и среди независимых экспертов. Если до кризиса 2014 г. не виделось весомых причин для функционирования НАТО, то с его началом стало окончательно ясно, что первостепенная цель Альянса на данном историческом этапе заключена в сдерживании и, при определенных условиях, противостоянии с Россией.
Однако, для собственного усиления НАТО совершенно не обязательно наличие новых участников, более того, пример Украины показывает, что ее присоединение к блоку не требуется, поскольку использование Украины против России не должно быть обременено какими-либо обязательствами перед ней. Согласно статьи пятой Устава НАТО нападение на одну или несколько стран в «Европе или Северной Америке будет рассматриваться как нападение на них в целом». Следовательно, если представить себе некий ускоренный формат принятия Украины в НАТО, даже с учетом территориальных проблем и не соответствия стандартам, то данное решение для блока как минимум невыгодно, т.к. заявления Киева о «российской агрессии» автоматически означали бы нападение на одну из стран-участниц. Следовательно, пришлось бы выполнять обязательства и, не исключено, вступать в прямое военное противостояние с Россией. К такому развитию событий ни в Вашингтоне, ни в Брюсселе явно не готовы в силу разных причин. С другой стороны придание Украине статуса союзника вне НАТО является куда более логичным и необременительным, поскольку позволяет ее использовать для противостояния с Россией, не сковывая себя никакими обязательствами. Представляется, что именно по указанной причине Украину даже в отдаленной перспективе не примут в Североатлантический Альянс, однако снятие внеблокового статуса Верховной Радой (ВР) позволяет ему устанавливать военные базы, совершенно не опасаясь быть втянутым в потенциальный конфликт. Такая форма сотрудничества оптимальна для руководства Альянса. Для России взаимодействие Украины и НАТО подобным образом не означает уменьшение угрозы, напротив, оно позволяет западным кураторам киевского режима использовать его в непрямой войне с Москвой, не опасаясь прямого ответа с ее стороны. Данный вывод также следует из новых форм военных действий, развернутых против России.
Кроме прямого военного усиления, Запад во главе с США использует тактику отсечения России от союзников, чтобы способствовать ее максимальной изоляции на мировой арене. В частности, после подписания меморандума, предусматривающего активное экономическое сотрудничество между Россией и Ираном, США угрожали последнему санкциями [30]. Цель очевидна — создать максимально неблагоприятные условия для России во внешнеэкономической деятельности с целью дополнительного ослабления ее экономики. Естественно, одним Ираном Вашингтон не ограничился и проводит попытки подключить к санкциям страны из других регионов мира. Например, координатор Госдепартамента США посол Дэниел Фрид в одном из своих интервью упомянул Китай, Сингапур, Южную Корею, Норвегию и Швейцарию [31]. Если некоторые страны из этого списка вряд ли можно назвать союзниками России, то Китай совершенно точно не поддержит санкции в отношении нее. К попыткам изоляции стоит отнести и намерения ЕС убедить некоторые страны Латинской Америки выступить единым фронтом против России в ситуации с Украиной [32]. В результате в ЕС, после ввода введя санкции против России в ущерб себе, рассчитывают на то, что, несмотря на ответное эмбарго Москвы, все же удастся в будущем сохранить за собой российский рынок, чтобы его не заняли страны латиноамериканского региона и местные производители. Также отдельные представители США в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), например, командующий Тихоокеанским флотом США адмирал Гарри Харрис заявил о необходимости приложить усилия по избеганию повторения «крымского сценария» в АТР [33]. Фактически такими заявлениями создается политический фон, когда Россию представляют агрессором, но при этом умалчивается об участии США в государственном перевороте на Украине и в других государствах. Стоит отметить и довольно резкий поворот Вашингтона в отношении Кубы, причем само решение основано на строгом расчете. Усиление влияния в латиноамериканском регионе, традиционно имеющим хорошие связи с Россией еще со времен Советского Союза, по многим признакам является попыткой ослабить позиции Москвы. Провозглашенные Б. Обамой перспективы смены политического курса в отношении Кубы [34], очевидно, не означают скорейшей отмены всех санкций и ренессанса между странами, но чётко показывают стратегию усиления влияния Вашингтона там, где в последние пятьдесят с лишним лет были сохранялись антиамериканские настроения. Более того, в новых условиях взаимодействие Кубы и США в экономической сфере способно вынудить пересмотреть торговлю, в т.ч. и нефтью, с Островом Свободы другие страны, например, Венесуэлу. По некоторым оценкам такие изменения разрушат монолитность внутри чавистской верхушки, автоматически делающие ее уязвимой перед Вашингтоном, что невыгодно Москве. Наконец, следует подчеркнуть, что время выбора смены курса США в отношении Кубы, пускай и не поддерживаемого целиком в американском истеблишменте, в свете усиления глобального противостояния выглядит неслучайным.
Таким образом наблюдается целый ряд информационных, военно-технических и политико-дипломатических мер по оказанию давления на Россию с целью вынудить ее руководство поступиться жизненными интересами своей страны в угоду интересам Запада.
В этом разделе речь пойдет не о перечислении видов принятых Западом санкций (в предыдущих главах частично о них уже шла речь), а про то, как они сказались на принятии решений российским руководством. Санкции, постепенно вводимые Западом против России, составляют экономическую компоненту комплексной атаки, поэтому отделять ее от политических факторов нельзя. В действиях Запада чётко прослеживается тактика, которую он применял против других стран, когда при помощи санкций подается сигнал части российской элиты, в большей степени зависимой от Запада, с целью ее принуждения к оказанию давления на российское политическое руководство. В результате, кроме сугубо экономического эффекта, идет прямое давление на российскую власть. Метод также не отличается оригинальностью; постепенный ввод санкций с их неизменным усилением и расширением. Расчет такого метода предельно прост и заключается в создании условий, когда российские власти в конечном итоге должны будут поступиться национальными интересами России и изменить всю внешнюю политику. Если текущий уровень давления не оказывает нужного воздействия, тогда санкции ужесточают. В начале подобные меры инициировались в отношении конкретных лиц из ближайшего окружения Президента В. Путина, однако со временем их расширили до секторальных размеров, против крупнейших банков и компаний России, а также отдельных ее регионов (Республика Крым и город федерального значения Севастополь). К сожалению, следует констатировать, что определенных успехов Запад добился. Российская элита оказалась не готовой к полному разрыву отношений с Западом и, начиная приблизительно с мая 2014 г., включила реверсный режим в своих действиях и тем самым попала в ловушку, которую Запад использовал в других странах. У российской элиты создается иллюзия того, что снятие санкций и возврат к докризисному периоду возможны и для этого требуется поступиться интересами своего государства на отдельных направлениях. Фактически Запад не дает гарантий снятия санкции и возврата ситуации к докризисному периоду, а лишь заявляет о возможности пересмотра уже принятых мер. Лучше всего эту тактику характеризует заявление сенатора Д. Маккейна: «Единственный сценарий, который я вижу, это – верните Крым Украине, покиньте восточную Украину, и лишь тогда, возможно, мы сможем говорить про финляндизацию Украины» [35]. То есть предлагается отказаться от всех своих интересов в ключевом регионе и только после этого, возможно, станут говорить о внеблоковом статусе Украины, не давая никаких гарантий. Такая тактика малых шагов действительно оказалась крайне эффективной, поскольку создает ложное впечатление о возможности все повернуть вспять. Однако, как показала практика, подобный самообман никогда не приводит к улучшению отношений и вместо этого он фактически вынуждает элиты страны-жертвы сдавать свои позиции, что неизбежно приводит к катастрофе. С очень высокой вероятностью можно считать минские договоренности 5-го сентября 2014 г. следствием задействованной Западом тактики малых шагов, поскольку в результате данных соглашений было остановлено крайне успешное наступление ополчения. По оценке начальника штаба 4-й бригады ЛНР Александра Беднова, трагически погибшего 1 января 2015 г., наступательный потенциал ополчения был столь велик, что оно было способно дойти до Киева [36]. Естественно, в самих республиках остановку наступления ополчения восприняли крайне негативно и небезосновательно посчитали предательством. Вместо того, чтобы позволить подразделениям республик сбросить киевский антироссийский режим, в Москве приняли решение об остановке боевых действий. Результатом этих соглашений стал срыв киевским режимом практически всех договоренностей, продолжение системного и целенаправленного обстрела гражданских объектов на территории ДНР и ЛНР, что привело к массовой гибели мирного населения. Таким образом не был устранен основной источник угрозы, а сам конфликт законсервирован в состоянии «ни войны, ни мира». Есть все основания полагать, что подобная сдача интересов России проводится определенными кругами ее политического руководства именно вследствие введенных санкций, главная цель которых заключается не столько в изоляции и экономическом давлении на Россию, сколько в воздействии на ее правящую элиту с тем расчетом, чтобы она изменила политическую линию в угоду западным интересам за счет интересов национальных.
Помимо санкций со стороны Запада наносится удар и по российскому рублю. По мнению Директора Службы внешней разведки (СВР) РФ М. Фрадкова иностранные инвестиционные фонды принимают участие в спекулятивной атаке на российский рубль, а «западные финансовые институты и фонды действуют на российском рынке через своих агентов и финансовых посредников, участвуя таким образом в скоординированной атаке на Россию» [37]. Однако опасность исходит не только извне, но имеет и внутренне происхождение. Здесь нельзя не сказать несколько слов о действиях Центробанка России (ЦБ), которые по мнению многих ведущих российских экономистов, несут угрозу национальной безопасности страны. В частности, академик С. Глазьев, выступая на Московском экономическом форуме (9 декабря 2014 г.), прямо заявил, что «ЦБ обрубает финансовую систему от реального сектора, вследствие чего вся ликвидность начинает накапливаться в финансовом секторе. Это ведет к разного рода спекуляциям, а также к падению национальной валюты» [38]. В текущих условиях ЦБ поднимает процентную ставку до 17%, тем самым приводя к превышению рентабельности почти всех операций, исключая возможность кредитования российской экономики. Власти же не предпринимают никаких мер по ограничению на трансграничное движение капитала, о котором все настойчивее говорят эксперты [39]. В условиях негласно объявленной войны подобные действия иначе как антигосударственными назвать сложно.
Еще один фактор падения валюты и поступлений в бюджет заключается в действиях внешних игроков. Так министр финансов Антон Силуанов, выступая на Гайдаровском форуме, сообщил, что при цене на нефть в $50 за баррель потери бюджета в 2015 году оцениваются в 3 трлн. рублей [40]. Когда Саудовская Аравия (СА) отказалась понижать уровень добычи нефти после встречи ОПЕК, последствия не заставили себя ждать и падение цены продолжается до сих пор, а ее уровень приближается к отметке в $40 за баррель. Более того, министр нефти СА Али аль-Нуйами прямо заявил о том, что СА не станет сокращать добычу нефти даже при цене в $20 [41]. Подобное поведение прямо связано со стремлением Эр-Рияда сохранить свою долю на нефтяном рынке даже ценой сокращения поступлений в бюджет. Собственные резервы позволяют СА пережить период низких цен, сохранив свою долю на рынках. С точки зрения того, кто из конкурентов первый пострадает от низких цен, для Саудитов нет никакой разницы, однако в первую очередь убытки понесут такие страны-экспортеры, как Венесуэла, Иран и Россия. Кроме того, вероятность сговора не исключил и Президент РФ В. Путин [42], а также экс-министр финансов А. Кудрин [43] при том, что несмотря на возможность банкротства отдельных небольших американских компаний на рынке сланцевой нефти, в целом США не пострадают, о чем уже заявили представители Белого дома и ФРС [44]. Несомненно, происходящее на нефтяном рынке также имеет и фундаментальные причины, как превышение предложения над спросом, однако в нынешней ситуации действия Эр-Рияда наносят удар по России и странам, с которыми у нее сложились тесные отношения. К сказанному следует добавить и заявление Б. Обамы о том, что «единственным фактором, который удерживает российскую экономику на плаву, являются цены на нефть» [45], в комментарии к которому глава комитета Госдумы по международным делам А. Пушков написал: «В интервью NPR Обама дал понять, что именно администрация США стояла за резким снижением цен на нефть с целью нанести удар по слабому месту России». Таким образом, на данный момент наблюдаются серьезные разногласия во мнениях относительно действий СА и США в контексте продолжающегося падения цен на нефть, но факт остается фактом: текущее обострение ситуации на нефтяном рынке случайно или нет, но практически синхронизировано с началом резкого обострения в отношениях между Россией и Западом. Не исключена суперпозиция объективных и субъективных факторов, которые приводят к дополнительному урону российской экономики.
Естественно, описанные выше угрозы не полностью отображают весь их перечень, но основные из них, влияющие на данный момент сильнее остальных, дают представление о комплексности и масштабе организованной против России войны. Поскольку причины скоординированной атаки носят фундаментальный характер, рассчитывать на ослабление жесткости позиции Запада означает совершить огромную ошибку. В этой связи все разговоры о возможности смягчения или отмены санкций не имеют под собой никаких серьезных оснований. Противостояние России и Запада фактически никогда не прекращалось со времени своего начала, а его ослабление наступало только тогда, когда Россия по тем или иным причинам представляла для него минимальную угрозу. На современном этапе наблюдается резонанс фундаментальных причин, когда удар по России следует из кризисного состояния нынешней капиталистической модели и резкого обострения отношений после ответных мер Москвы в Крыму. Действительно, расчет Запада, и в первую очередь США, на полный отказ России от своих интересов на Украине после февральского переворота был сломан ее активными и во много неожиданными действиями на Крымском полуострове. Данный случай выбивался из мейнстрима стандартных последствий от стратегии Запада по сносу режимов в той или иной стране. Типичным результатом этих процессов являлся хаос и разрушение отдельных стран, создававшие на ее территории самоподдерживающийся режим перманентной войны, но в случае с Крымом наблюдался процесс обратный, когда вместо дезинтеграции произошло воссоединение и нормализация ситуации в отдельно взятом регионе. В результате крымские события фактически перевели темп агрессии на совершенно иной уровень, а на Западе сложилась ярко выраженная позиция, суть которой в том, что ничего общего иметь с В. Путиным нельзя и требуется создать все условия для его свержения. Стоит заметить, что понимание этих целей у российского руководства есть, а министр иностранных дел С. Лавров недвусмысленно сказал: «В том, что касается концептуальных подходов к использованию мер принуждения, Запад однозначно показывает, что они не хотят заставить изменить политику России, а хотят добиться смены режима» [46].
Политической элите России следует уяснить себе невозможность возврата на уровень отношений, который был еще до начала украинских событий и сейчас необходимо предпринять экстренные меры, адекватные новым реалиям. Впрочем, по многим признакам политическая элита России ведет себя так, словно не понимает всю глубину текущего кризиса, а принимаемые контрмеры явно не соответствуют уровню угрозы объявленной России войны. Анализу данного вопроса и будет посвящена заключительная часть статьи.
В первую очередь следует упомянуть об уже принятых руководством России шагах в ответ на действия США и других стран, подключившихся к антироссийским санкциям. После решения США и ЕС о прекращении поставок оборудования, созданию совместных предприятий, отказу таких компаний как ExxonMobil от участия в большинстве проектов в России, разного рода запретов на въезд в те или иные страны ее высокопоставленным чиновникам, введения санкции против отдельных субъектов федерации, банков и компаний, Москвой были введены контрсанкций. Наибольший урон от них понесли страны, попавшие под т.н. продовольственное эмбарго после Указа Президента России «О применении отдельных специальных экономических мер в целях обеспечения безопасности Российской Федерации» [1]. Эмбарго привело к значительному экономическому ущербу странам, принявших в отношении России и ее граждан санкционные меры, в результате чего многие европейские производители сельскохозяйственной продукции понесли серьезные убытки, которые по отдельным расчетам составили $9.1 млрд. [2]. Само собой сложившиеся условия выгодны в первую очередь национальным производителям и странам, не присоединившимся к антироссийским санкциям. Значительную часть продукции удалось компенсировать поставками из Турции, стран Центральной Азии, АТР и Латинской Америки. Впрочем, следует отметить, что на долю ЕС приходится более 45% российского экспорта, при этом доля экспорта самого ЕС в Россию составляет менее 3% [3]. Санкции против банковского сектора автоматически ударили и по их инициаторам, поскольку значительная часть операций проводится через лондонский Сити и Нью-Йорк, а такие крупнейшие российские компании как «Газпром», «Роснефть» и «Лукойл» рассматривают возможность листинга своих ценных бумаг на бирже Гонконга в азиатских валютах [4].
Кроме сказанного важно отметить действия властей в энергетическом секторе. В предыдущей главе уже говорилось о сворачивании «Южного потока», на пути которого ЕС ставил всяческие препоны, во многом при участии американцев. Наконец, после визита В. Путина в Турцию и заявлений главы «Газпропа» А. Миллера стало ясно, что дальнейшее продвижение «Южного потока» нецелесообразно. Вместо него, по словам главы «Газпрома» будет создан т.н. «Турецкий поток», который способен снять риски транзита российского газа в ЕС [5]. Отказ от украинского транзитного направления, несомненно, обусловлен крайней непредсказуемостью киевского режима и его склонностью к шантажу. Собственно именно украинский фактор и используется Вашингтоном для дальнейшего усугубления отношений между Россией и ЕС, который за счет нарастания напряженности между ними все настойчивее пытается вынудить Брюссель подписать соглашение TTIP и переориентироваться на американский СПГ. Диверсификация поставок через турецкую территорию является достаточно неожиданным ходом, хотя и несет в себе определенные риски, поскольку предполагается, что значительная часть ресурса, являющегося одним из основных источников дохода российского бюджета, будет экспортироваться через территорию страны-участницы НАТО. Впрочем, здесь есть и неочевидные выводы. Между Анкарой и Вашингтоном наблюдается явное ухудшение отношений, особенно после попыток Белого дома втянуть Турцию в войну против ИГ на невыгодных для нее условиях. В таком случае конфронтационная политика США по отношению к России, Ирану (даже несмотря на определенное «потепление» между Тегераном и Вашингтоном за время каденций Б. Обамы), а также к Анкаре и Дамаску способна подтолкнуть к образованию между ними если не альянса, то как минимум привести к выработке общей позиции и стратегии по ряду вопросов политического и экономического характера, что способно ослабить позиции Вашингтона в регионе. Отказ Москвы от «Южного потока» и создание его альтернативы в Восточной Фракии придал новый вес геополитическому положению Анкары, который при грамотном использовании последней может существенно укрепить позиции Турции как в регионе, так и в мире. Соответственно, в интересах Анкары выгодно не вступать в конфликт с остальной тройкой четырехугольника Россия-Сирия-Иран-Турция. В подобном союзе могут быть заинтересованы все его стороны, например, Сирия, для которой исчезнет угроза вторжения Турции и, возможно, помощь боевикам ИГ. В такой конфигурации у Ирана на сирийском направлении снимется часть проблем плюс его власти заинтересованы в прокачке газа по трубопроводу «Парс», но при этом, как отметил иранский министр промышленности, рудников и торговли Мохаммад Реза Нематзаде: «Мы [Иран — прим. К.С.] не хотим быть конкурентом России. При этом мы знаем, что потребность европейцев в газе становится всё больше, и хотим получить свою часть (рынка)» [6]. Союз выгоден и Турции, получающей возможность использовать свое положение транзитера и одновременно в большей степени влиять на ситуацию в регионе. Наконец, выгода очевидна и для России, которая не только избавится от украинской зависимости в транзите газа, но и при должных политико-дипломатических усилиях способна способствовать ослаблению позиций Вашингтона на Ближнем Востоке. Поскольку данная стратегия в той или иной степени выгодна всем участникам потенциального союза, то вероятность ее реализации можно оценить как довольно высокую. Переориентация России на турецкое направление способна совершить весьма серьезную контригру в очередном витке геополитического противостояния с США и Западом в целом.
Помимо турецкого направления российским руководством был сделан еще один важный шаг по диверсификации энергопоставок. Речь, конечно, идет о подписанном тридцатилетнем контракте с Китаем, стоимостью в $400 млрд., предусматривающий поставку до 38 млрд. кубометров газа в год. По сути форсирование процесса нахождения точек компромисса Москвы и Пекина стало следствием позиции ЕС, который своими заявлениями об энергетической безопасности и снижении доли России на своем газовом рынке подтолкнул Москву к интенсификации продвижения своих интересов на альтернативных газовых рынках. В результате попытки Европы вынудить Москву поставлять газ на невыгодных для нее условиях привели к обратному эффекту, когда руководство России сумело своими действиями дать четкий сигнал о бесперспективности подобного давления. Сказанное отнюдь не означает уменьшение значимости европейского рынка для России, у которой, за вычетом некоторых направлений, образовалась моноэкономика, когда подавляющая часть прибыли идет за счет экспорта энергоносителей, поэтому определенная взаимозависимость сохраняется и это учитывают обе стороны.
Помимо контрсанкций и диверсификации энергопоставок следует обратиться и к другим направлениям, в которых действующее руководство выразило намерение избавиться от внешней зависимости. Так вице-премьер Д. Рогозин сообщил, что сотрудничество с Международной космической станцией для России является «пройденным этапом», а в 2015 г. «Роскосмос» планирует представить проект собственной космической станции, развертывание которой начнется в 2017 г. [7]. Отечественная станция и ее обслуживание не только способны продемонстрировать Россию как самостоятельного игрока в космической сфере, но и помогут создать массу рабочих мест в одной из самых высокотехнологических отраслей, не говоря о возможности использовать станцию по двойному назначению. Момент для такого хода в отношении США выбран крайне удачно, поскольку для любого ответа им потребуется время на согласование, выработку подходящих космических программ, выделение финансирования в условиях кризиса и разработку технологии с последующим запуском в космос. Такой процесс потребует годы и вопрос, будут ли готовы Штаты к такой космической гонке, остается открытым.
Также следует охарактеризовать, как своевременные, действия по импортозамещению в военной отрасли, в частности, комплектующих из Украины. По словам заместителя председателя коллегии Военно-промышленной комиссии РФ Ю. Михайлова «в ближайшие полтора — два года все, что производилось на Украине, будет выпускаться в РФ» [8]. Отказ от товаров военного и двойного назначения украинского производства является неизбежной необходимостью не только из-за одностороннего прекращения их экспорта, но и связан с вопросами национальной безопасности. Аналогичным образом импортозамещение относится к комплектующим вообще любого иностранного производства, на которое, по отдельным оценкам, «может понадобиться до $10 млрд. и примерно десять лет кропотливого труда» [9].
В целом принятые меры в рамках введенных контрсанкций необходимы ввиду текущей ситуации. Однако, можно ли считать действия российского руководства достаточными для обеспечения безопасности Российской Федерации? Анализ дает однозначный ответ: недостаточно. Более того, противодействие брошенным вызовам, ограниченное упомянутыми мерами, способно привести к катастрофе и в свете развязанной против России войны они могут восприниматься не более, чем паллиативами. Данные меры нельзя назвать ни системными, ни всеохватными, ни эффективными в необходимой степени, поэтому следует разобраться, что критически важно сделать, чтобы в условиях стремительного ухудшения международной обстановки не потерпеть поражение и не остаться на задворках истории, поскольку в этой войне нового типа сделаны максимальные ставки.
Для оценки действий, которые срочно требуется предпринять российскому руководству для эффективного противостояния системной и скоординированной атаки против России, пойдем от частного к общему. В начале следует обратить внимание на ту колоссальную мощность и плотность потока дезинформации, идущего в адрес России и характеризующегося откровенной ложью при отсутствии доказательной базы в заявлениях, публикациях и репортажах в западных СМИ. Подавляющая часть из них носит не столько характер критики, сколько содержит откровенно антироссийские и русофобские материалы. Стоит подчеркнуть, что особенностью современных информационных войн, в куда большей степени чем раньше, является игнорирование агрессором, в чьем распоряжении сосредоточена подавляющая часть мировых СМИ, любых контраргументов и фактов страны-объекта массированных медиа-атак. В условиях разрушения основ международной безопасности, отсутствии полноценных альтернативных полюсов-противовесов американскому гегемонизму фактически отсутствует сколь угодно внятная система противодействия в информационной сфере. По сути противник не берет во внимание любые факты, предоставляемые противоположной стороной, что очень наглядно показала провокация с «Боингом», сбитым в июле прошлого года в районе противостояния между силами Украины и ДНР. Тогда в течение первых суток были «установлены» якобы виновные в трагедии, а официальные представители западных стран без предъявления каких-либо доказательств поспешили обвинить ополчение и, как следствие, Россию в крушении самолета. Дальнейшие подделки со стороны США и киевского режима, выдаваемые за доказательства, лишь в большей степени заставили усомниться в достоверности их аргументации. При этом любые контраргументы российской стороны отметались в сторону, даже не подвергаясь изучению. На настоящий момент сложилась ситуация, когда отдельные страны и их ТНК, владеющие большей частью информационных ресурсов, способны создавать ту реальность, которая выгодна их хозяевам, абсолютно пренебрегая мнением и обоснованными возражениями объекта агрессии. В этих условиях одного вещания МИА «Россия сегодня» на территории западных стран явно недостаточно. Необходима масштабная программа контрпропаганды, способная осуществить эффективное противодействие западным информационным нападкам. Естественно, питать иллюзий на этот счет не приходится; на текущем этапе возможности несопоставимые, но в настоящий момент руководством России не предпринимаются даже попытки переломить ситуацию в свою пользу. Государственные телерадиокомпании и сайты в большей степени направлены на отечественного зрителя и слушателя, чьи функции заключаются в предоставлении государственной и альтернативной западной точки зрения. Однако эта же точка зрения намного слабей слышна там, откуда идет системная антироссийская пропаганда. Нужно окончательно понять, что в условиях войны не место размышлениям о том, насколько правильно с этической точки зрения и основ демократии использовать контрпропаганду в качестве ответных мер. Больше того, следует административными мерами ограничить деятельность враждебных СМИ, отсекая их от финансирования извне и не поддаваться на недовольные возгласы со стороны Запада и т.н. мировой общественности, а также лиц, обслуживающих их интересы внутри России. Важно подчеркнуть: в условиях усиления противостояния требуется не задаваться вопросом, нужны или нет более жесткие меры информационного противодействия, здесь ответ очевиден. Давно назрела и перезрела необходимость ухода от положения пассивной обороны в сфере информационной безопасности к организации отпора на территории противника.
Все вышеперечисленные угрозы и их причины должны стать для российского руководства сигналом к изменению политики в отношении пока непризнанных народных республик — Донецкой и Луганской. Остановленное наступление ополчения в начале сентября прошлого года вне всякого сомнения ошибочно, что подтверждается дальнейшей гибелью людей на Донбассе и разрушением его инфраструктуры. Попытки договорится с киевским режимом оборачиваются провалом и нарушением с его стороны любых достигнутых ранее соглашений. Поскольку режим по всем признакам не является самостоятельным и действует во многом по указу из Вашингтона, то призвание Украины стать инструментом войны против России никуда не исчезло. Кроме того, как было показано в предыдущих главах, текущее глобальное противостояние обусловлено фундаментальными причинами и уже поэтому рассчитывать на изменение вектора конфронтации США в корне неверно и губительно. События в зоне конфликта четко показали невозможность прекращения войны на тех условиях, которые закреплены минскими соглашениями. Ни одна из сторон не достигла своих целей — Киев не восстановил контроль над территориями ДНР и ЛНР, а сами республики не освободили подконтрольную киевскому режиму часть Донбасса. Попытки Кремля вернуть Донбасс в состав единой Украины (за вычетом Крыма и Севастополя) и сделать из нее аналог Финляндии потерпели фиаско. Исходя из приведенных аргументов выносится однозначный вердикт: война продолжится до тех пор, пока одна из сторон не понесет военного поражения, в результате которого победитель навяжет свою волю побежденному на выгодных для себя условиях. Образованное состояние неустойчивого равновесия после 5 сентября 2014 г. рано или поздно должно измениться в пользу одной из сторон противостояния. Однако, если Киеву активно помогает Запад, то следует задуматься, как Россия может помочь ополчению. На этом основании здесь будет выражено категорическое несогласие с позицией академика Е. Примакова, которую он озвучил в своем последнем докладе [10]. Сам доклад, наполненный во многом очень важным смыслом, оканчивается спорным заявлением академика о том, что Юго-Восток должен быть в составе Украины. Однако после геноцида, совершенного киевским режимом на Донбассе, жители региона прошли психологическую черту, после которой неприемлемо возвращение в государство, истребляющее их всеми доступными средствами. Восстановление контроля над Донбассом с высокой вероятностью приведет не только к катастрофе в этом регионе, но и подвигнет Киев к новым целям, первая среди которых — Крым. Логика киевского режима проста; если под давлением Россия откажется от своих интересов на Донбассе, то есть отличный от нуля шанс, что и Крым при усилении давления может быть возвращен. Безусловно, высшее руководство России дало понять, что вопрос Крыма не обсуждается, однако и санкции не будут отменены без возврата Полуострова в состав Украины, значит, международная напряженность продолжит нарастать. Помимо этого, ситуацию нельзя рассматривать отдельно от стремления Запада сменить режим в России, о чем говорил министр С. Лавров. В случае достижения такой цели, вопрос о Крыме может быть пересмотрен, что вызывает крайнюю обеспокоенность. Единственный способ предотвратить катастрофу заключается в нанесении военного поражения антироссийскому режиму в Киеве с переформатированием всей Украины на условиях, выгодных в первую очередь России, и, если понадобиться, с последующей фрагментацией украинского государства. Для этого совершенно не требуется ввод регулярных российских подразделений, достаточно оказывать влияние непрямыми методами, всячески помогая ополчению, которое и должно стать той силой, способной нанести поражение украинским карательным войскам. Здесь мы должны полноценно или частично использовать метод гибридной войны, не взирая на любые протесты. Важная особенность таких форм войны заключается в том, что происходит комбинация тайной военной помощи с полным отрицанием собственной причастности к ней. Данный подход практически исключает возможность прямого ответа на него и некоторые страны Запада овладели этим искусством на очень высоком уровне и не стесняются его применять там, где им заблагорассудится. В таком случае, почему Россия не может задействовать аналогичные методы для защиты своих жизненно важных интересов?
Перейдем к более общим вопросам. В первой главе были описаны причины конфликта и те способы, которые использует Запад против России, в частности, речь шла о двух типах подходов — условно «доктрина Буша» (преэмпция) и управляемый хаос. Чтобы понять способ противодействия этим подходам важно найти их уязвимые места. Так, проблема преэмпции во многом лежит в ресурсах, требуемых для ее реализации и если во время президентства Р. Рейгана в США предусматривались только «две с половиной войны», то в последние кризисные годы при администрации Б. Обамы министерством обороны от 5 января 2012 г. был обнародован документ под названием «Поддержка глобального лидерства США: приоритеты для XXI века» (Sustaining Global Leadership: Priorities for 21st Century Defense) [11], согласно которому военное планирование будет вестись, исходя из задачи «одной большой войны» и «предотвращения второй потенциальной войны» (т.н. концепция «полутора больших войн»). В таких условиях ни о какой преэмпции не может быть и речи из-за неприемлемых ресурсозатрат на нее и неэффективных методах ее реализации, как было в прошлом. Указанные недостатки стали основными причинами отказа от преэмпции в той форме, которая использовалась США во времена Буша-младшего. При этом важно понимать, что конечный смысл данной стратегии не отличается от ее альтернативы — управляемого хаоса, однако имеются серьезные различия в их обосновании. Ранее отмечалось, что в случае с Россией ведется именно стратегия управляемого хаоса, использование которого, как будет показано дальше, имеет и обратную сторону. Недостаток такого подхода состоит в стремлении его инструментов выйти из-под контроля. С определенными оговорками, примером может послужить история создания ИГ, лидер которого, Абу Бакр аль-Багдади, по некоторым источникам с 2005 г. находился в американском лагере для особо опасных экстремистов Кэмп Бокка в Ираке [12], где с ним контактировал будущий директор ЦРУ Д. Петрэус. В 2009 г. аль-Багдади выпустили после соглашения с правительством Ирака, а в 2010-м он уже возглавил ИГ. Таким образом, нет никаких сомнений в том, что США и их спецслужбы прямо или косвенно, но участвовали в создании этой организации, чья деятельность со временем обрела собственную волю и субъектность, а пример с ИГ наглядно демонстрирует то, как в конечном итоге детище способно выступить против своих создателей. Следовательно, понимание стремления инструмента хаотизации выйти из-под контроля и является важнейшим уязвимым моментом, которым можно и нужно воспользоваться для перехвата инициативы у противника. Если цель управляемого хаоса создать предельно невыносимые условия в том или ином регионе планеты, чтобы он стал источником бесконечных проблем для противников США, то для России в этих регионах необходима стратегия строго противоположная — управляемый порядок. Главными инструментами здесь также будут служить непрямые методы через дипломатию, разведку, спецоперации и т.п. Там, где геополитическим противникам России важно создать хаос, ей требуется решить обратную задачу, путем приведения хаотизированного региона в упорядоченное состояние и здесь важнейшую роль способны сыграть именно недавние вышедшие из-под западного контроля организации. Для примера возьмем все то же ИГ, чья жестокость продолжает ужасать весь мир. Целью части его руководства, в первую очередь бывших военных-баасистов саддамовской армии, является построение суннитского государства. Другая часть в большей степени тяготеет к созданию всемирного Халифата, что на практике будет означать появление второй Аль-Кайеды и существование по принципу «движение — все, конечная цель — ничто», полностью укладывающееся в схему управляемого хаоса. При условии, если против ИГ не будут брошены наземные войска, а его дальнейшее существование как полноценного государства де-факто принять в качестве неизбежного результата, то в интересах России всецело содействовать его формированию, пресекая попытки его безудержного распространения. Окончательная фрагментация Ирака с Сирией с высокой вероятностью необратима, поэтому, даже при всей дикости правил, устанавливаемых исламистами и тех преступлений, которые они совершили, ситуация прямо подталкивает к налаживанию отношений с пока еще протогосударственным образованием. В этом нет ничего удивительного, ведь в свое время династия Саудитов объединилась с ваххабитами, которые уничтожили противников рода Саудов с не меньшей жестокостью, чем демонстрируемая боевиками ИГ. Однако по прошествии определенного времени СА была признана, а первым государством, установившим дипломатические отношения с королевством 16 февраля 1926 г. стал Советский Союз. Таким образом, в интересах России способствовать максимально быстрому прохождению ИГ этапа превращения из террористической организации (в качестве которой оно признано Верховным судом РФ [13]) в полноценное государство. Для сравнения здесь следует привести пример процесса образования СА, когда методы ваххабитов по нынешним меркам можно считать террористическими и, тем не менее, с этой страной установлены дипломатические отношения и никто не вспоминает об исторических особенностях ее образования.
Там, где от ИГ будет исходить угроза, Россия должна действовать предельно жестко, в т.ч. и на своей территории, но если государственное образование ИГ завершится, а возникший там режим пройдет хотя бы минимальный путь эволюции от варварского средневековья к более цивилизованному обществу, то у нас не останется выбора, кроме как выстраивать отношения с новым субъектом мировой политики. Именно таким перехватом инициативы Россия смогла бы переломить стратегию хаотизации Ближнего Востока. Естественно, ситуация в тех или иных проблемных зонах требует гибкого подхода, как это видно на примере Украины. В результате, для противодействия новым методам ведения войны, могут быть использованы симметричные шаги, с поправкой на условия в конкретном регионе. Однако, показанный симметричный ответ представляет собой лишь реакцию на создаваемые России угрозы, хотя и здесь требуется понимание процессов и адекватная стратегия. Исключительно ответных мер уже явно недостаточно, нужен коренной пересмотр подхода стратегической защиты, поскольку находясь только в обороне невозможно выстоять в войне. Следовательно, настала критическая необходимость перехода к атакующей стратегии.
На совещании Совета безопасности России от 19 декабря 2014 г. были одобрены внесенные изменения в Военную доктрину Российской Федерации [14]. Анализ новой редакции показывает, что руководство достаточно адекватно и комплексно оценивает спектр внешних угроз, однако как и раньше доктрина в большей степени носит оборонительный характер для защиты своих интересов, а также интересов союзников. Исходя из всего вышеизложенного, есть все основания считать недостаточным такой подход и чтобы обосновать данное утверждение следует задаться вопросом: сможет ли Россия обеспечить свою безопасность, ликвидируя только сами угрозы, но не их источник? Если применить аналогию в медицине, то необходимо устранение причины болезни, а не борьба с последствиями. С источником заболевания борются путем непосредственного устранения его причин при помощи медицинских препаратов и, если понадобится, хирургических средств, а для профилактики возникновения болезней укрепляют иммунитет организма. В соответствии с приведенной аналогией ситуацию в России можно охарактеризовать в лучшем случае как борьбу с симптомами крайне тяжелой болезни при быстрой деградации иммунной системы. В таких условиях шансов не то что выздороветь, но и выжить немного. Перенеся данное сравнение на нынешние политические реалии, становится четко видно, кто является источником первостепенных угроз — коалиция значительной части западных стран и транснационального капитала, но не меньшую опасность для России представляет действующая экономическая модель и система управления в целом. Здесь нужно вновь акцентировать внимание на том, что против России ведется мощная и всеохватная неклассическая война, которая, весьма вероятно, способна оказаться предтечей к войне в ее традиционном понимании. Следовательно, должна ли Россия уходить только в оборону? Разве Советский Союз одержал бы победу в Великой Отечественной войне, полагаясь исключительно на оборонительные действия? Ответ однозначен — нет. Более того, победить с таким подходом невозможно в принципе, так как в нем не ставится цель уничтожить источник угрозы, а ведь начавшаяся новая Холодная война может привести к последствиям, сравнимыми с теми, которые могли наступить в случае поражения СССР в войне. Значит, если целью Запада ставится смена режима в России с последующим разрушением основ ее государственности, то на основании чего Россия должна действовать иначе по отношению к странам-агрессорам? Очевидно, не должна, более того, в ее интересах всячески содействовать их ослаблению, чтобы лишить их возможности к продолжению войны и в конечном итоге вынудить капитулировать. Когда на кону стоят максимальные ставки есть только два пути — принять вызов и идти до конца с полной мобилизацией всех ресурсов, либо потерпеть поражение и быть отброшенными на обочину истории. Третьего пути не существует.
Если говорить о способах противодействия, то здесь следует использовать как западный опыт ведения неклассической войны, так и разработать свои подходы. Дипломатические методы, т.н. цифровая дипломатия, новейшие коммуникации, обязательная работа с социальными сетями, взаимодействие с элитой — все методы современной гибридной войны должны быть на вооружении у России помимо ее классических средств ведения боевых действий, как ядерная триада и неядерные вооруженные силы. Необходимо полностью абстрагироваться от эмоциональной оценки противника и воспринимать его так, как он воспринимает нас — как жертву и трофей одновременно. Впрочем, есть шаги, без совершения которых невозможно выстоять в противостоянии с противником. В первую очередь необходимо отменить запрет на идеологию, без которой невозможно создать стратегию и действовать на опережение, навязывая свои правила агрессору. Без стратегии борьба может быть только оборонительной и рефлексивной, а значит неполноценной и заведомо бесперспективной. Перехват стратегической инициативы возможен тогда и только тогда, когда изначально известен смысл и цель, которую требуется достичь. Если у противника есть понимание куда ему развиваться и что нужно сделать для того, чтобы конкуренты ни при каких обстоятельствах не смогли вырваться вперед, то у России такой стратегии нет. Подобное положение для нашей державы изначально проигрышно и неминуемо приведет к катастрофе. Здесь важно отметить одну деталь; запрет на установление идеологии в качестве государственной или обязательной прописан в российской Конституции, но по факту в России уже господствует идеология — либеральная. То есть официально не говорится о наличии и доминировании либеральной идеологии в России, однако на практике положение обстоит именно таким образом, но при этом альтернативными идеологиями нельзя заменить либеральную из-за действующего конституционного запрета. Сам либерализм в России показал свою полную несостоятельность как в идеологии и экономике, так и в любой другой сфере деятельности, следовательно, ничем иным, кроме как эволюционным тупиком он не может быть. Современная научная мысль России дает четкий ответ на вопрос о том, каким должно быть экономическое устройство. Здесь будет уместно привести цитаты из книги профессора Московского государственного университета С. Губанова «Державный прорыв. Неоиндустриализация России и вертикальная интеграция» [15]:
«Восстановление крупнотоварного отечественного хозяйства и внутреннего рынка должно и может быть обеспечено. Оно будет таки обеспечено — неоиндустриализацией России. Обязательной предпосылкой для этого является ликвидация господства олигархически-компрадорской собственности, что достигается национализацией стратегических высот нашей экономики. […] С позиции прогрессивной платформы единственно верное решение вопроса о собственности связано с национализацией и вертикальной интеграцией. Подчеркнем еще раз: национализация нужна не ради национализации. Стратегическая национализация нужна ради вертикальной интеграции отечественной экономики, ради того, чтобы Россия работала на саму себя, а не покупательную способность доллара».
Отечественная наука указывает путь России — неоиндустриализация на основе закона вертикальной интеграции, в соответствии с которым «рентабельность промежуточного производства должна быть равна нулю — лишь тогда достижим максимум конечных результатов общественного воспроизводства» [16]. Важно заметить, что переход к национализации собственности невозможен без радикального пересмотра вопроса об идеологии, отказа от либерализма, только так наступит понимание необходимости возврата стратегических высот экономики государству. Демонтаж либерализма, господствующий сейчас в высших эшелонах власти, также необходим как и национализация и одно без другого неосуществимо. Вопрос идеологии и собственности — подлинно системный и фундаментальный, без решительного ответа на него невозможно выстоять в новой Холодной войне. Помимо сказанного требуется дедолларизация банковской системы, активная деофшоризация с переводом оффшорных компаний в российскую юрисдикцию и переподчинение Центрального Банка Правительству РФ. Важные предложения по обеспечению экономической безопасности были сформулированы в докладе академика С. Глазьева, о котором шла речь в начале статьи, поэтому здесь нет необходимости на них подробно останавливаться, но следует отметить невозможность реализации его предложений без решения вопроса идеологии и собственности.
Переход к указанной модели на данном этапе не может быть осуществлен постепенно — время для этого бездарно упущено. В текущих условиях критически важен экстренный ввод планово-мобилизационного управления экономикой страны с обязательным условием «отождествления групповых интересов с общенациональными», как заметил историк А. Фурсов [17]. Именно создание условий для совмещения интересов элиты с национальными интересами России является одним из основных факторов устойчивости внутрироссийской системы, способной противостоять любым вызовам. Выработка антиразложенческих механизмов для новой элиты критически важна, чтобы не повторить путь советской номенклатуры. Новая, более эффективная система управления, мобилизационная экономика (с обязательной национализацией ее стратегически важных секторов) с переходом к неоиндустриальному развитию после прохождения угрожающего периода, ликвидация примата международного права над государственным, уход от долларовой зависимости, создание элиты, чьи интересы отождествлены с интересами России — это и есть тот самый иммунитет, о котором писалось ранее. Без него выдержать противостояние с вешним агрессором практически невозможно. Указанные меры столь же важны для обеспечения национальной безопасности, идеологической, информационной, политической, экономической, военной и технологической независимости, как и наличие современных сил ядерного сдерживания и мер, о которых сказано в новой редакции Военной доктрины РФ. В совокупности с наступательной стратегией они смогут вернуть российскому руководству и всему народу психологию победителей, способных выстоять против любого противника и самостоятельно определять свой исторический путь.
Несомненно, список обозначенных в статье угроз и мер противодействия им не является исчерпывающим, но дает представление о крайне опасном положении, в котором оказалась Россия. Кратко выводы следует сформулировать так:
— причины новой Холодной войны носят фундаментальный характер, поэтому попытки «умиротворить» Запад за счет сдачи национальных интересов полностью контрпродуктивны;
— меры, предпринимаемые российским руководством, абсолютно недостаточны, поскольку в них отсутствуют жизненно важные системные реформы;
— выдержать войну можно только сформулировав свою идеологию и наступательную стратегию, без которых поражение станет неизбежным;
— требуется коренной пересмотр вопроса о собственности, системы управления и экономической модели с последующим переходом к мобилизационной и неоиндустриальной экономики;
— необходимо обеспечение финансовой независимости России от глобальных финансовых структур и подавление проводников их интересов внутри страны;
— полное восстановление контроля над СМИ и эффективная информационная политика, направленная на изобличение агрессора;
— совмещение интересов российской элиты с интересами России с обязательными мерами по нейтрализации разложенческих тенденций в самой элите (введение ротационных механизмов и т.п.), для чего разумно использовать и зарубежный опыт, например, китайский;
Эти и другие меры, которые отображены в статье, способны не только восстановить национальный суверенитет в полном объеме, оказать отпор объединенной коалиции агрессоров, но и перейти в контрнаступление в новой Холодной войне.
C коррупцией борются активно, громко и на всех уровнях: её выкорчёвывают, за неё порицают, сажают,…
Пора бы уже поставить однозначную жирную точку в обсуждении событий "9/11". Но нет, время от…
Практика многих конфликтов современности, некоторые научные разработки позволяют рассматривать цветные революции в качестве важной составной…
Целая серия скандалов вокруг прав разнообразных меньшинств и «борьбы за разнообразие» произошла в последнее время…
В начале ноября 2016 года бывший директор отдела народонаселения ООН Жозеф Шами опубликовал важную статью…
Банк международных расчётов (БМР) со штаб-квартирой в Базеле (Швейцария) – важнейшая международная финансовая организация наряду…
