О НОВОЙ КОНЦЕПЦИИ БУДУЩИХ ВОЙН

Приводим анализ и комментарии экспертов к недавно опубликованной американскими генералами новой концепции “Победа в сложном мире” – “Win in a Complex World” (далее – WCW). “Документ, предисловие к которому написал начальник штаба сухопутных войск США Рэймонд Одиерно, определяет несколько видов основных угроз и предлагает реагировать на них по-новому. Во-первых, военных конфликтов американские генералы ожидают от держав-конкурентов, к которым они относят Китай и Россию – именно в таком порядке. Вторую категорию составляют региональные державы, в том числе Иран и КНДР. В третью категорию военные США записали транснациональные террористические организации и организованную преступность, в четвертую – киберугрозы”.

Представленный порядок угроз не выглядит случайным и является плодом комплексного анализа глобальной обстановки, сформировавшейся к середине десятых годов XXI века. Гигантский экономический скачек Китая, ставший недавно первой экономикой мира, давно беспокоит Белый дом и военно-разведывательное сообщество США, а доктрина американских военных и ее доработок строится на приоритете Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) над остальными. В качестве причины этому можно назвать, например, затраты Поднебесной на свою Народно-освободительную армию, которые в 2015 году достигнут 159.6 млрд долларов, т.е больше, чем Великобритания, Германия и Франция вместе взятые [3]. Данные факты вынуждают видеть в Китае главного противника даже несмотря на имеющийся огромный товарооборот и тесные экономические связи с ним. Фактор России, который хоть и идет после Китая, также относится к первой категории приоритетных угроз. Усиление России на мировой арене, блестящая операция в Крыму, о чем пойдет речь далее, перевооружение и наличие крупнейшего ядерного арсенала вернули вторую жизнь американским военно-политическим ястребам как в самые напряженные времена Холодной войны.

Иран и КНДР также никуда не делись из списка, хотя и не относятся к первоочередным угрозам. Если Китай и Россию можно отнести к противникам глобального масштаба, то иранцев и северных корейцев к региональным. Независимая позиция Тегерана и Пхеньяна по вопросам внешней и внутренней политики и обладание второй из них ядерными технологиями военного назначения представляются американцам опасностью, с которой следует считаться и в конечном итоге ликвидировать. Никого не должен вводить в заблуждение курс на сближение с Ираном нынешней администрации Вашингтона, который создается лишь для противовеса другим локальным игрокам Ближнего Востока. Фактически в обмен на некоторые уступки, в т.ч. и по ядерной проблеме, Иран возьмет на себя функции, ранее выполнявшиеся Саудовской Аравией, за чем видится стремление части американских элит играть на противоречиях региональных центров сил.

Транснациональные террористические и преступные организации являют собой угрозу скорее в том случае, если они несут опасность интересам наднационального капитала, который и представляют военные в Пентагоне.

Киберугрозы появились в тренде в последние лет десять в связи с глобальной информатизацией, в т.ч. в сфере финансовых потоков, безопасности и пр. На зачисление киберугроз в список повлиял тот факт, что американские госучреждения и корпорации регулярно подвергаются кибератакам, которые имеют и китайский генезис, о чем высокопоставленные лица в Белом доме не раз высказывались. Кстати, то же самое они говорили и о киберугрозе из России.

Естественно, свою беспрецедентную слежку в планетарном масштабе они не считают чем-то неправильным и скромно о ней умалчивают. Их не волнует наличие центров перехвата по всему миру, начиная от военных баз и заканчивая собственными посольствами, спутников-шпионов, тотальная прослушка телефонных переговоров, перехват факсов, интернет-сообщений, сбор персональных данных и метаданных, создание гигантских хранилищ собранной информации и прочее в интересах государства и крупного бизнеса, представленного, как правило, транснациональными корпорациями.

Интересно отсутствие в списке угроз накротрафика, от которого в самих США ежегодно умирают тысячи человек, а во всем мире более двухсот тысяч, т.е. больше чем от всех терактов вместе взятых. Однако, в контролировании оборота наркотиков задействованы высшие эшелоны власти мировых держав, крупнейшие мировые банки и спецслужбы, о чем написал превосходную статью профессор, д.э.н. МГИМО Валентин Катасонов. Поэтому понятно, почему наркотрафик находится ниже в лестнице иерархии угроз национальным интересам США.
Далее в статье переходят к разбору действий России в Крыму где отмечается следующее, цитата:

“Россия развернула и сосредоточила дипломатические, информационные, военные и экономические усилия, чтобы провести то, что некоторые эксперты называют “нелинейными операциями”, – говорится в документе. В нем отмечается, что Россия провела операцию, не перейдя грань, которая потребовала бы ответа со стороны НАТО. “Кроме того, Россия использовала возможности киберпространства и социальные сети, чтобы оказывать влияние на восприятие событий в стране и за рубежом и обеспечивать прикрытие широкомасштабных военных операций”, – пишут авторы концепции.

В документе отмечается, что, хотя долгосрочные последствия вмешательства Москвы в события на Украине до сих пор не ясны, они показали, что сухопутные войска играют центральную роль в отстаивании российских интересов на постсоветском пространстве. Генералы констатируют, что без “жизнеспособных сухопутных сил, способных противостоять Российской армии и ее иррегулярным представителям, такой авантюризм, скорее всего, продолжит оставаться неудержимым”.

Таким образом американские генералы считают, что противостоять “российскому авантюризму” можно при наличии жизнеспособных сухопутных сил. При этом военные обращают внимание на комплексность мер, использованных Россией в крымских событиях, всячески подчеркивая их эффективность, а также уделили внимание важнейшей роли сухопутных сил при отстаивании национальных интересов Москвой.

На этом фоне генерал Рэймонд Одиерно заявил следующее:

1. “Нам нужна армия, которая является, которая может быть адаптивной, инновационной, использует инициативу и может решать проблемы разными способами. То есть речь идет не просто о решении проблем военной силой, это решение проблем с помощью межведомственного объединения”.

И далее:

1. “Соответственно, в армии должны развиваться небольшие мобильные подразделения отлично экипированной и обученной пехоты, которые могут в кратчайшие сроки приступить к действиям в любой точке земного шара. Обучению солдат американские военные мыслители отводят особое место, предлагая не рассчитывать на технологическое превосходство США, а исходить из того, что победа останется за теми, кто лучше умеет пользоваться своим вооружением и снаряжением. Одним из краеугольных камней предлагаемой концепции является предложение интеграции усилий военных с дипломатами, сотрудниками ООН, активистами международных организаций, таких как “Врачи без границ”, зарубежными партнерами”.

Также в статье [1] приводятся и слова начальника Управления по обучению и доктрине генерала Дэвида Перкинса:

1. “Мы должны интегрироваться с нашими партнерами и физически, и интеллектуально. К примеру, мы сейчас расширяем сотрудничество с Госдепартаментом, министерством юстиции, другими странами. Мы сейчас сосредоточены не только на синхронизации огневой мощи, но и национальной мощи. Так что наши военнослужащие должны знать не только об артиллерии, но и о национальной мощи”

“Основой этих “межведомственных группировок” генералы предлагают сделать армию”, – заключают авторы в первой части статьи.

КИБЕРВОЙНА США ПРОТИВ РОССИИ УЖЕ НАЧАЛАСЬ

Очевидно, что основой выработки новой концепции послужили сомнительные успехи американских сил и их союзников в тех странах, которые подверглись военной агрессии с их стороны. Для вашингтонских стратегов стала очевидной ущербность концепции по схеме “бомбардировка – ввод наземных сил – установление оккупационного режима – привод к власти марионеточных властей – уход – хаос”. Выяснилось, что простого силового вмешательства оказалось недостаточно и необходимо задействовать иные подходы при достижении конечных результатов. В статье [1] по этому поводу приводят слова главного редактора журнала “Национальная оборона” Игоря Коротченко:

1. “Это говорит о том, что они [американцы – прим. К.С.] не мыслят категориями большой войны и уделяют большое значение посткризисному урегулированию. После чисто военной победы они не удерживают ситуацию, победа ускользает из рук, и фактически разгромленный противник вдруг возникает, как птица феникс. Поэтому вариант с посткризисным урегулированием с использованием дипломатических методов, современных коммуникаций, цифровой дипломатии, работой через соцсети и лидеров общественных мнений. Это комплексные мероприятия, известные также как гибридная война. Это осознание новых реалий войны. Все меняется, и в этом плане американцы гибко реагируют, в том числе на концептуальном уровне”.

Фразу И. Коротченко о посткризисном урегулировании можно считать ключевой. Действительно, часто вмешательство по тем или иным причинам и под теми или иными предлогами в страну-объект агрессии со стороны американцев, на выходе, после годов оккупации, приводило к образованию не столько проамериканского государства, сколько хаотичной, нестабильной территории с множеством локальных центров сил, противоречия между которыми выливались в кровопролитные конфликты, нескончаемую волну террористических атак, междоусобиц, этноконфессиональных противостояний и т.д. Чаще всего данные особенности сопровождали существование разрушенного государства во время и после вторжения интервентов. Так притесненное суннитское большинство в Ираке продолжало вести свою войну во время пребывания там американских оккупационных сил, а после их ухода в 2011 году произошло резкое обострение кризиса, в ходе которого гибель населения выросла до запредельных значений. На общую ситуацию в Ираке оказало влияние и события в соседней Сирии, где примерно с того же года правительство в Дамаске ведет войну против террористических интербригад, спонсируемых и организуемых Западом и его сателлитами на Ближнем Востоке. В другой цели американского интервенционализма – Афганистане, группировка Талибан активно действует на протяжении всего периода пребывания сил ISAF вплоть до сегодняшнего дня.
В газете “Взгляд” приводится мнение генерал-полковника Леонида Ивашова о попытках американцев контролировать ситуацию там, куда они вторгались:

1. “Еще в 2006 году Буш подписал директиву о так называемых преэмптивных действиях, где ставилась задача не просто устанавливать контроль над территорией, но и осуществлять строительство новой нации. И был издан приказ министра обороны о привлечении для подобных операций и гражданских дипломатов, и финансистов, и людей других профессий. Видно, это пока плохо работает, но опыт есть”

Для лучшего понимания смысла термина “преэмптивные действия” будет дано определение.

Справка. Преэмптивные действия или преэмпция

Преэмпция означает опережающий захват или силовое действие на опережение, т.е. уничтожение опережающим образом как самой существенной угрозы, так и всех обстоятельств данной угрозы (оружия, к примеру) и, главное, самого субъекта этой угрозы – т.е., как правило, режима и власти в стране или террористической организации. Таким образом, преэмпция ориентирована на смену режима (Regime Change), на перехват национального суверенитета и на строительство на месте неправильной нации нации новой – т.е. нациостроительство-нацибилд (Nation-Building) и нациоперестройка или нациопеределка (rebuilding Iraq, reconstruct Iraq или remaking Iraq).

Данная доктрина известна как “доктрина Буша”. Отличие преэмптивной войны от превентивной войны (preventive war) заключается в том, что в превентивной войне наносится упреждающий удар по противнику, который по всем имеющимся данным готовится применить военную силу, т.е. является источником угрозы, реализацию которой следует упредить обезоруживающим ударом. Преэмптивный подход отличается от превентивного тем, что во всем мире создаются условия, когда нигде, никогда и ни при каких обстоятельствах эта угроза не может возникнуть. Обозначенная разница носит принципиальный характер.

В связи с изложенным следует окончательно сформулировать конечный смысл тех действий, которые осуществлялись американским военно-политическим руководством еще в недавнем прошлом и которые им, возможно, будут применяться в недалеком будущем. Очевидно, что одним примитивным сносом существовавшего режима с заменой на новый, более лояльный, невозможно упредить угрозу собственным национальным интересам еще в зародыше. Страны, куда вторгались американцы, как правило, кардинально отличались в своем социально-политическом устройстве (часто с ярко выраженным трибализмом), этнокультурными особенностями, очень сильно отличными от культуры Запада, менталитетом, мировоззрением, идеологией, ценностями и пр. Естественно, неверно полагать, будто снос старой власти, выступавшей в качестве точки консенсуса и компромисса разных племенных, этнических, религиозных и конфессиональных групп, с приводом новой, лишенной данных качеств, сможет создать устойчивую систему, целиком и полностью лояльную оккупантам и их компрадорским марионеткам. Коллаборационисты во власти, поставленные лишь с целью проводить внутреннюю и внешнюю политику в угоду их заокеанским хозяевам, не могли в принципе устраивать подавляющую часть племен, этнических и конфессиональных групп в силу того, что деятельность новых властей осуществлялась за счет притеснения одной группы (групп) другой (других).

Данное обстоятельство моментально привносило колоссальный дисбаланс, выливавшийся в кровопролитные противостояния как с коллаборационистами, так и в виде междоусобных столкновений. Бесконечно контролировать процесс сугубо репрессивными, полицейскими мерами оказалось не под силу даже американцам, с их гигантским военным бюджетом и возможностями. Как выяснилось, старый подход преэмптивных действий не дал практически никакого существенного результата, поскольку заявленная нациоперестройка не могла быть осуществлена подобными методами либо положительный эффект мог быть получен лишь за неприемлемо большой промежуток времени. Действительно, можно ли в серьез полагать, будто народы и страны, формировавшиеся на протяжении многих столетий, могли бы в течение семи, десяти или пятнадцати лет пройти путь вестернизации с радикальной трансформацией культурных, мировоззренческих особенностей и политических институтов? Совершенно очевидно, что преэмптивные меры, во всяком случае в той версии, которая предлагались при Буше-младшем, не могли достичь такой цели в виду своей неэффективности, а также из-за неприемлемого количества ресурсов, необходимых для ее достижения. Хотя в смысле “оправдания” военным действиям против кого угодно, где угодно, когда угодно и на основании чего угодно, данная доктрина оказалась эффективной и применяется уже новой администрацией Обамы.

Полагаю, разница в нациостроительстве в том, как это предлагалось делать в 2006 году и тем, как это предлагается делать в обсуждаемом документе [2], состоит в акцентировании внимания не только на военной силе, пресечении финансирования терроризма (или же, если корректно, пресечении тех террористических организаций, которые выходят из-под американского контроля), разведке и т.д. Теперь же, помимо прочего, в странах, подвергшихся американской агрессии, будут задействованы современные коммуникационные и информационные технологии, упомянутая выше цифровая дипломатия, активная работа с социальными сетями, различными слоями населения. Фактически применение новых методов и технологий есть прямое продолжение доктрины преэмпции, но куда более эффективное. Вероятно, понимание неэффективности старых подходов привело военных аналитиков к поиску тех средств и методов, которые могли бы обеспечить то самое нациостроительство, о котором говорилось в доктрине Буша.

Однако новая концепция может быть обусловлена не просто поиском инновационных решений, но и иметь под собой вполне конкретные причины. Речь идет о действиях Исламского государства, которое своим существованием обосновывает американцам необходимость этих решений, поскольку старый преэмптивный подход не позволил купировать угрозу или лишить дестабилизирующий фактор в виде новообразованного Халифата какой-либо самостоятельности.

В итоге, если рассматривать действия во внешней политике двух администраций – Буша-младшего образца 2006 года и Обамы образца 2014 года, следует выделить два подхода:

Первый, условно назовем его “походом Буша”

Преэмптивные действия, направленные на недопущение угрозы где бы то ни было путем фактического захвата (что, собственно, и обозначает отличие преэмпции от превентивности) той или иной страны или региона, а в конечном итоге создание условий для недопущения возникновения угрозы национальной безопасности США в любой точке мира.

Второй, условно “подход Обамы”

Стратегия создания в ключевых регионах мира зон дестабилизации или, по-другому, управляемого хаоса. Главным образом хаос распространяется тем или иным способом там, где сосредоточены интересы главнейших геостратегических противников США – России, Китая и Ирана. Таким образом конечная цель стратегии заставить тратить ресурсы противников на решение проблем, возникающих у их границ, тем самым ослабляя их.

Теперь следует остановиться на недостатках двух концепций – преэмптивной и стратегии управляемого хаоса. Частично о недостатках первой из них было сказано выше (неэффективные методы ее реализации в предыдущие годы), но кроме того проблема состоит и в том, что на ликвидацию угрозы даже в ее эмбриональном состоянии требуются огромные ресурсы, которые вследствие множества причин, главным образом, экономического характера, Соединенные Штаты не способны тратить, что впрочем не означает отсутствие политических сил, считающих иначе. Таким образом дефицит ресурсов и эффективных методов были и пока остаются главными проблемными местами доктрины преэмптивных действий.

Недостаток стратегии управляемого хаоса состоит в очевидном стремлении инструментов хаоса выйти из-под контроля его инициатора (ов). Стоит обратить внимание на неприемлемость последствий такой субъектизации и независимости, что хорошо видно по реакции на расширение Исламского государства. Более подробно данную стратегию и причины к ее использованию автор рассматривал в работах. На основании сказанного возможно предположить, что возвращение к доктрине преэфмптивных действий с новыми методами при администрации Обамы говорит о стремлении создать условия для большей управляемости запущенных процессов по дестабилизации регионов. Впрочем, данное предположение не отрицает возможности совмещения двух концепций, то есть параллельного использования преэмптивных мер с хаотизацией региона. На взгляд автора, сами концепции не взаимоисключают друг друга и при определенных обстоятельствах могут пребывать в своеобразном симбиозе.

Американцы могут проводить меры по перестройке нации новыми методами при ограниченных затратах, поскольку если рассматривать обсуждаемую концепцию WCW,  как модифицированную версию доктрины Буша, то можно однозначно говорить о поиске решения с большим соотношением эффективность-цена. Если новоявленная концепция по своим затратам и конечному результату не отличалась бы от доктрины Буша, то при Обаме данную концепцию не стали бы продвигать, поскольку в таком случае этот подход был бы идентичен подходу при Буще-младшем, что категорически неприемлемо. Зато упомянутая параллельная схема “WCW плюс управляемый хаос” потенциально способна позволить взращивать организации по типу Исламского государства, но заведомо более подконтрольные и управляемые. В зависимости от ситуации страна, подвергшаяся обработке в соответствии с выдвигаемой концепцией, будет выполнять волю своего хозяина, но, при необходимости, в ней можно создать или приложить руку к созданию группировок, которые в нужный момент смогут сильней раскачать ситуацию в регионе.

В результате закладывается фундамент комбинированного подхода в обеспечении стратегического контроля над важнейшими регионами, состоящий из:

– посткризисного урегулирования с привлечением новых методов и технологий, позволяющих осуществить нациостроительство в приемлемые сроки с допустимыми ресурсозатратами;

– создания зон управляемого хаоса, где его инструмент будет изначально более подконтрольным вследствие применения более эффективных технологий взращивания новых наций, из которых и будут набираться лидеры для организаций, используемых в качестве инструментов дестабилизации;

– возможности создания радикальных организаций с заведомо меньшей степенью риска усиления их субъектности (издержки от которой неприемлемо велики) в странах, прошедших нациоперестройку в новой форме (концепция WCW);

Новые технологии и подходы должны быть в большей степени адаптированы к насаждению чужеродных ценностей, используемых в качестве средств контроля и перестройки целых наций. Коме того, как уже было сказано, оба приведенных подхода могут осуществляться на практике как параллельно, так и по отдельности, в зависимости от ситуации. При этом концепция WCW основывается и на анализе опыта России в ходе операции во время Крымской весны, о которой шла речь в начале статьи. Однако проблема для американских военных заключается в том, что для реализации такой концепции требуется использование сухопутных сил при активном взаимодействии с другими ведомствами (та самая “национальная мощь”), предполагающее введение наземных войск, чего кланы, стоящие за Обамой, стремятся всячески избежать из-за огромных затрат. В этом они принципиально отличаются от кланов, стоящих за Бушами. Впрочем, обстоятельства могут сложиться таким образом, когда иного выхода, кроме как ввода войск, у Обамы или идеологически близкого к нему преемника может и не быть. Однако следует подчеркнуть, что блестяще проведенная российским руководством операция в Крыму основывалась на высоком уровне лояльности местного населения, едином геокультурном коде и фактически отсутствии каких-либо серьезных попыток сопротивления украинских вооруженных сил, дислоцированных в тот момент на полуострове. Американцы, вероятней всего, будут действовать в куда более враждебной и отличной среде и применение опыта России в событиях в Крыму может быть лишь частичным.

Впрочем, здесь важно обратить внимание на гибкость реагирования на концептуальном уровне, с которым действует военно-политическая верхушка Вашингтона в зависимости от развития ситуации на Ближнем Востоке. Соответственно в интересах России найти эффективное противодействие любой возможности применения новой концепции наряду со старыми против нее. Достичь этого можно только при наличии политической, экономической, военной, технологической и информационной независимости от внешних факторов. Любое ослабление субъектности автоматически увеличивает риск быть подвергнутым воздействию новых методов ведения войны.

Оригинал публикации: http://www.warandpeace.ru/ru/exclusive/vprint/95406/