Если хотите, в этом есть какая-то ирония, но пока администрация Обамы борется за замедление или прекращение запланированного вывода войск из Афганистана, новоизбранный президент Афганистана Ашраф Гани проводит собственную «операцию по выводу». Видимо, он уже давно пытается исключить из игры главного покровителя страны в последние 13 лет – и, как это случилось в Ираке после американского вторжения и оккупации, «склеить разбитую чашку» ему помогают китайские ресурсные компании. В девятнадцатом веке Афганистан находился в фокусе «Большой игры» имперских держав того времени, Британии и царской России, и вновь повторяется то же самое. Вашингтон, «единственная сверхдержава» планеты, потеряв в войне с Талибаном – самой долгой войне за свою историю – около 1 триллиона долларов и 2 150 солдат, к своей досаде обнаружил, что неуклонно скатывается к статусу регионального наблюдателя, хотя его солдаты и контрактники продолжают занимать афганские базы,тренировать афганские войска и организовывать ночные рейды против Талибана.
По концепции новой внешней политики, которую недавно представил Гани, Соединённые Штаты оказались низведены до третьего из пяти уровней значимости. Первый уровень заняли соседние страны, включая Китай, имеющий общую с Афганистаном границу, второй ограничен странами исламского мира. В новой политике Афганистана при Гани, учитывая, что шансы на мирные переговоры между правительством и так и не сломленным Талибаном весьма улучшились, статус администрации Обамы был постепенно, но безошибочно снижен до уровня постороннего. К тому же заслуга в самой возможности этих мирных переговоров принадлежит китайскому руководству, которое за прошедшие месяцы дважды принимало делегацию Талибана в Пекине, и самому Гани, уменьшившего враждебность фанатичного анти-индийского Талибана, изменив направление про-индийской, анти-пакистанской политики своего предшественника Хамида Карзая.
Как повлиять на афганцев
Через месяц после вступления в должность в конце сентября Гани отправился в поездку, но не в Вашингтон – этот обязательный визит он совершил только на прошлой неделе– а в Пекин. Там он объявил Китай «стратегическим партнёром в краткосрочном, среднесрочном и долгосрочном плане». В ответ президент Китая Си Цзиньпин назвал афганского коллегу «старинным другом китайского народа», чью готовность работать в направлении «новой эры сотрудничества» и планы довести экономическое развитие до «новых глубин» он, безусловно, приветствует. Будучи чиновником Мирового Банка в течение 11 лет, Гани часто имел дело с китайским правительством. На этот раз он покинул Пекин, заручившись экономической помощью Афганистану на 2 миллиардов юаней ($327 миллионов) до 2017 года включительно. Оптимистичные заявления двух президентов необходимо рассматривать на фоне «Большой игры» двадцать первого века в регионе, в котором после 13 лет американской войны именно китайские корпорации ставят рекорды по подписанным крупным инвестиционным соглашениям. В 2007-м Металлургическая корпорация Китая и Медная Корпорация Цзянси, составив консорциум, выиграли тендер на контракт стоимостью $4.4 миллиарда на медную шахту Айнак, что в 24 милях к юго-востоку от Кабула. Спустя четыре года китайская Национальная нефтегазовая корпорация в совместном предприятии с местной компанией Watan Oil & Gas обеспечила себе право разрабатывать три нефтяных блока на северо-западе Афганистана, планируя инвестировать в них $400 миллионов. Что резко контрастирует с инвестициями 70 американских компаний, составивших всего $75 миллионов к 2012 году, согласно данным афганского Агентства поддержки инвестиций. У вашингтонских политических деятелей вызывает раздражение то, что Китай не потратил ни единого юаня на умиротворение охваченного мятежами Афганистана и не участвовал в действиях возглавляемых США Международных сил содействия безопасности (ISAF) в этой стране – и всё же его корпорации продолжают пользоваться преимуществами безопасности, обеспеченной присутствием американских солдат. Ещё в одной не менее значимой сфере приложения мягкой силы, когда дело дошло до завоевания популярности среди афганцев через экономическую помощь, Нью-Дели на каждом повороте обходил Вашингтон. Хотя $2-х миллиардная помощь Кабулу была частью того, что Вашингтон вливал в строительство инфраструктуры страны – дороги, школы и клиники, индийский вклад индийской был намного больше. И в частности потому, что сопровождался меньшими потерями и коррупцией.
КОРРУПЦИЯ КАК ИНСТРУМЕНТ ЗАПАДНОГО НЕОКОЛОНИАЛИЗМА
Продолжая практику, возникшую ещё в эпоху, предшествовавшую правлению Талибана, правительство Индии направляло свою помощь в строительстве колодцев, школ и клиник напрямую в бюджет правительства Афганистана. Этот процесс резко отличался от того, что делали США и их союзники. Те направляли деньги напрямую гражданским подрядчикам или одобренным местным и иностранным неправительственным организациям при небольшом или вообще отсутствующем контроле. Результатом стало массовое мошенничество и коррупция.
Финансируя строительство нового парламентского комплекса в пригороде, афганской столицы Кабула стоимостью $140 миллионов, Индия представила весьма наглядный пример своей щедрости. Этот жест был предпринят и для того, чтобы выделиться на фоне регионального соперника, Пакистана. В конце концов, с момента независимости – это функционирующая многопартийная демократия (кроме пробела в 19 месяцев особого порядка управления в 1975-1976-м). Напротив, пакистанские военные трижды свергали гражданское правительство, управляя страной 31 год с момента её основания в августе 1947 года после отделения от Британской Индии. Разделение произошло в ходе ужасающих межобщинных вспышек насилия между индусами и сикхами с одной стороны и мусульманами с другой, в результате которых погибло около 750 000 человек, а 12 миллионов пересекли только что проведённые границы между двумя вновь образованными странами. Через два месяца после этого беспрецедентного кровопролития между новыми соседями разразилась война, когда махараджа штата с мусульманским большинством, Кашмира, индус по национальности, согласился присоединиться к Индии, где доминировали индусы. При посредничестве ООН было заключено соглашение о прекращении огня, вступившее в силу в январе 1950-го. К тому моменту Индия контролировала около двух пятых Кашмира и повторяла данное ранее обещание, что при возвращении нормальных условий жизни во взбудораженной провинции во всём Кашмире будет проведён референдум, в ходе которого жители смогут отдать предпочтение Индии или Пакистану. Плебисцит так и не состоялся из-за последовавших проволочек со стороны Индии. Попытки Пакистана в 1965-м и 1999-м годах изменить статус-кво Кашмира военным путём потерпели неудачу. Стоит ли удивляться, что отношения между двумя странами, открыто провозгласившими себя ядерными державами в 1998 году, остаются напряжёнными вплоть до вражды, что подчеркивают периодически вспыхивающие перестрелки на крайне милитаризованной границе в Кашмире.
«Большая игра» по соседству
После того, как в 2001-м США изгнали режим Талибана из Кабула, в Афганистане возродилась современная версия «Большой игры», поскольку Пакистан и Индия оказались вовлечены в происходившую там войну чужими руками. Большая часть лидеров Талибана бежала в Пакистан, где в ту пору правил генерал Первез Мушарафф, одновременно бывший и главой армии. В Пакистане они находились под защитой военной разведки, мощного аппарата пакистанской межведомственной разведки. После почти полного отвлечения внимания военных и разведывательных ресурсов Вашингтона на вторжение и оккупацию Ирака в марте 2003-го руководство Талибана во главе с муллой Мухаммадом Омаром начало восстанавливать движение. Прямые выборы Хамила Карзая в 2004 году на пост президента после ухода талибов из Афганистана приободрили Нью-Дели. Карзай провёл в Индии семь лет, будучи студентом университета. За это время он начал бегло говорить на урду и хинди, и обожал фильмы Болливуда и северо-индийскую кухню. Он начал восхищаться демократической системой страны. За два месяца до вступления на пост президента он совершил в страну государственный визит. Поскольку афганский Талибан, возглавляемый обосновавшимся в Пакистане руководством, перегруппировался и перевооружился, а его повстанческие действия против правительства Кабула набирали темп, отношения между Карзаем и Мушараффом стали неровными. Чтобы разрядить обстановку, они встретились в Исламабаде в феврале 2006-го. Карзай передал генералу список боевиков Талибана, включая Муллу Омара, якобы проживающих в Пакистане. Когда не последовало никаких действий – Мушарафф позже заявлял, что большая часть информации устарела и была бесполезна – его правительство передало список в СМИ. В свою очередь, Мушарафф начал жаловаться на анти-пакистанские заговоры, замышляемые министрами обороны и разведки Афганистана, каждый из который управлялся про-индийскими фигурами. В сентябрьском интервью NewsweekInternational Мушарафф заявил, что Мулла Омар в действительности находится в южном афганском городе Кандагар, который был «центром притяжения движения Талибан в Афганистане». Карзай парировал: «Мулла Омар наверняка в Кветте, в Пакистане… Мы передали (Мушараффу) GPS данные его дома… и его телефонные номера». В таком духе всё и продолжалось. В прошлом месяце в интервью Wall Street Journal Мушарафф, пребывающий под домашним арестом на вилле в пакистанском портовом городе Карачи, указал, что Индия и Пакистан тогда были заняты войной чужими руками на афганской земле, которая и привела к конфликту. Роль его правительства и последующую опеку Талибана и союзных ему незаконных группировок в Афганистане, как он утверждал, сводилась к законному противостоянию действиям соперника – Индии. «Существуют такие враги Пакистана, которым надо противостоять, – сказал он. – Определённо, если есть у меня враг, я воспользуюсь кем-либо, чтобы ему противостоять». С учётом отношений с нулевой суммой между двумя ведущими южно-азиатским государствами разрастающаяся ссора между Карзаем и Мушараффом (и его преемниками) звучала музыкой в ушах политических деятелей Нью-Дели. Они были хорошо осведомлены, что их страна давно уже вырвалась вперёд в тотализаторе настроений афганского населения. К примеру, по опросам общественного мнения, проведённым в 2009 году афганским Центром социально-экономических исследований, 91% афганцев в какой-то мере очень неблагожелательно относился к Пакистану. В отношении Индии эта цифра составляла 21%. За время второго президентского срока Карзай извлёк выгоду из народных чувств. В октябре 2011 года премьер-министр Индии Махмохан Сингх и Карзай подписали соглашение о «стратегическом партнёрстве», по которому Индия, помимо прочего, обязалась «помогать по взаимной договорённости в подготовке, оснащении, развитии и укреплении потенциала афганских сил национальной безопасности». Пакистанские лидеры, относившиеся к Афганистану как к задворкам собственной страны, встревожились. Их опасения усилились, когда в новостной заметке выходящая в Дубае газета National процитировала репортаж из Jane’s Defense Weekly о том, что до 30 000 новобранцев сил национальной безопасности Афганистана отправятся в Индию для трёхлетнего обучения. Там же они получат автоматы и другое стрелковое оружие. Впоследствии им могут быть переданы гранатомёты, лёгкая артиллерия и даже модифицированные советские танки Т-55. Ещё больший переполох в Исламабаде вызвала перспектива того, что будущие афганские командиры будут подвергаться идеологической обработке их смертельным врагом, учитывая, что Карзай отказался от неоднократных предложений пакистанских военных стратегов готовить афганских армейских кадетов в их военной академии. Это вынудило пакистанских стратегов вновь обратиться планам по наихудшему сценарию: двустороннему вторжению в их страну – Индией с востока и индийско-афганским военным альянсом с запада. К их облегчению, цифры, упомянутые Jane’s Defense Weekly оказались дико раздутыми. Во время визита Карзая в Индию в декабре 2013-го оба правительства объявили, что ежегодная подготовка армейского и полицейского персонала будет расширена с 350 человек до 1000, и что основное внимание при подготовке будем уделено противоповстанческим и антитеррористическим операциям. Чуть больше в Исламабаде успокоились, – не удивительно, – когда выяснили, что в Афганистане, столкнувшись с ростом рисков безопасности, консорциум индийских компаний снизил инвестиции в железорудные рудники с предполагаемых $10.3 миллиардов до $1.5 миллиардов. На китайском фронте по приглашению президента Си Карзай присутствовал на конференции саммита ШОС в Пекине в июне 2012-го. Там оба руководителя огласили совместное заявление о «Китайско-афганском стратегическом партнёрстве и сотрудничестве». Три месяца спустя министр общественной безопасности Китая Чжоу Юнкан посетил Кабул и подписал ряд китайско-афганских соглашений и соглашений по экономическим вопросам и вопросам безопасности, в число которых вошло и соглашение о подготовке ограниченного контингента из 300 афганских полицейских в последующие четыре года. Годом позже во время визита Карзая в Пекин, Си объявил дал согласие на выделение Афганистану 200 миллионов юаней ($32 миллиона) на 2013 год и предложил созвать 14 региональную конференцию по Афганистану (первая их них была проведена в Стамбуле в ноябре 2011-го). Таким образом, сцена для главного поворота и Большой Игры в Азии, и её ограниченной версии, разыгрывающейся в Афганистане, была подготовлена.
Китайская карта
Впечатляющая ирония состоит в том, что президент Афганистана Гани считался американским фаворитом, особенно учитывая его споры с Вашингтоном из-за Карзая, который регулярно осуждал американские воздушные удары, запрещал ночные рейды в стране и отказывалсяподписывать двустороннее соглашение по безопасности, которое позволило бы сохранить присутствие американских войск в стране на десятилетие или более того. Заняв пост, Гани сразу же подписал соглашение, а затем постарался нейтрализовать его воздействие, активно добиваясь расположения Китая и Пакистана. Для начала Гани озаботился посещением Пекина накануне 4-й Министерской конференции Стамбульского процесса по Афганистану, начавшейся 31 октября 2014-го. Как сообщают, в ходе переговоров с Си он выразил готовность совещаться с афганским Талибаном и посоветовал китайскому лидеру побудить правительство Пакистана оказать давление на лидеров Талибана с целью проведения мирных переговоров с его правительством. Несомненно, он получил одобрительный отклик. В отличие от Вашингтона, у которого с Исламабадом сложились крайне беспорядочные отношения, у Пекина имеется намного больше средств для достижения своих целей. Пакистан считает Китай, своего основного поставщика вооружений, союзником первого порядка вне зависимости от политической конъюнктуры. В мае 2011-го, когда Пакистан протестовал из-за проявленного Вашингтоном неуважения, даже не намекнувшего, что проведёт нелегальную операцию по устранению бин Ладена в Абботабаде, столицы по всей планете хранили молчание – все, кроме Пекина. Поддержавшего претензии Пакистана. Что привело к тому, что посол страны в Китае, Масуд Хан,отозвался о китайско-пакистанских отношениях в самых хвалебных выражениях. «Мы заявляем, что они выше гор, глубже океанов, твёрже стали, дороже зрения, слаще меда и так далее». У Китая – собственные тревоги по поводу безопасности. Его всё более тревожит исламский радикализм среди уйгурского населения автономной провинции Синьцзян, граничащей с Пакистаном. Его беспокоит то, что боевики «ИГ» поклялись«освободить» Синьцзян. Пекин добивается закрытия тренировочных лагерей у афгано-пакистанской границы, в которых заправляют уйгурские исламские террористы, что можно сделать лишь при активном сотрудничестве с афганским Талибаном и его союзником, пакистанским Талибаном. В полном соответствии со своим внешнеполитическим курсом отдавая приоритет отношениям с соседними странами, в конце ноября Гани отправился в Исламабад. Где, после встречи с премьер-министром Пакистана Навазом Шарифом, нарушил дипломатический протокол, нанеся визит генералу Рахилю Шарифу, влиятельному главе штаба армии, чьё мнение в вопросах национальной безопасности значило немало. Этот жест встревожил про-индийское лобби в Афганистане, но был одобрительно воспринятпакистанским руководством и прессой. Позднее Гани приостановил заказ на закупку тяжёлых вооружений, который Карзай разместил в Индии. Следующим знаком, показавшим, что он освобождается от индийских объятий, стало то, что он не продемонстрировал интереса в поездке в Нью-Дели. «Ашраф Гани – человек уравновешенный, – отметил Мушарафф, добавив, – Я думаю, он – большая надежда (для Пакистана)».
Наваз Шариф отреагировал положительно, изменив устоявшуюся политику Пакистана, поощрявшего Талибан придерживаться жёсткой позиции на мирных переговорах. Убийство в Пешаваре 132 пакистанских учащихся государственной военной школы 16 декабря, – а большинство из них были детьми армейских офицеров, – весьма способствовало этому процессу. Организовали эту резню лидеры организации «Техрик-и-Талибан Пакистан», местной организации, близкой в афганскому Талибану. Шариф сразу же объявил, что больше нет «хороших террористов» и «плохих террористов». Гани приветствовал это заявление. Изменяя вектор политики Карзая, он приказал силам безопасности начать теснее взаимодействовать с пакистанскими коллегами, чтобы восстановить мир на бесплодных землях вдоль афгано-пакистанской границы. Генерал Шариф ответил взаимностью, совершив визит в Кабул и проведя переговоры на высшем уровне с афганскими властями. Затем Гани символическим жестом ещё больше изменил политику страны, отправив шесть кадетов афганской армии в пакистанскую военную академию на подготовку. Таким образом, Гани, по-видимому, создаёт условия для проведения формальных мирных переговоров с Талибаном до конца этого года. Если так, то открывается новая глава в раздираемом войной Афганистане, глава, в которой значение Китая будет лишь нарастать, а Соединённые Штаты могут в итоге остаться лишь подстрочным примечанием в долгой истории этой страны.
