Ситуация с состоянием российской валюты остается напряженной. Сказываются как внутри-, так и внешнеэкономические факторы, а также своего рода спецкомбинации по снижению платежно-покупательной способности рубля, а значит, и его привлекательности для международных расчетов.
Опыт стран, успешно преодолевших искусственно созданный Западом кризис
Между тем в похожем положении неоднократно оказывалась валюта многих государств. И те, в свою очередь, принимали решительные, зачастую нестандартные меры по укреплению нацвалюты и одновременно по стимулированию несырьевого экономического развития. Вероятно, этот опыт мог бы быть интересен, и не исключено, что и чем-то полезен для России.
Во всех ситуациях такого плана едва ли не первичными были политические факторы, прежде всего, – резкое ухудшение отношений с Западом, в том числе с экс-метрополиями и/или с США. А следом начинались валютные «провалы», сопровождаемые, к примеру, резкими падениями мировых цен на основные экспортные товары ряда стран или столь же резким удорожанием продукции, импортируемой теми же странами. Схемы воздействия на нацвалюты и в целом на национальные экономики в основном одинаковые, проверенные, так сказать, временем…
Скажем, в середине 1960-х, когда КНР и СССР находились во взаимной конфронтации, наполнение бюджета Китая и стабильность его нацвалюты зависели, главным образом, от экспортных доходов, соответственно, от высоких темпов конвертации юаня в инвалюты, по большей части, в доллары США. Последнее было весьма важно ещё и потому, что до половины стоимости торговли КНР с соседними странами Азии уже в 1960–1970 гг. осуществлялось в китайской нацвалюте. А фактическими «котировщиками» инвалютных курсов юаня были биржевые структуры британского Гонконга, португальского Макао, а также Сингапура.
Чтобы быстро и резко усилить зависимость КНР от Запада, в 1964 — 1966 гг. внезапно стали обваливаться среднемировые расценки более чем на 70% ассортимента китайского экспорта. Параллельно устремлялись вниз инвалютные котировки юаня; многие западные компании стали внезапно отказываться от контрактов с партнерами из КНР или не соблюдать контрактные условия. Кстати, ситуация в 1966 г. была спровоцирована также ужесточением антизападной пропаганды в КНР и усилением поддержки Пекином сталинско-маоистских компартий в мире в связи с небезызвестной «культурной революцией» (1966-1969 гг.). Одновременно Запад пытался свести к минимуму военно-экономическую поддержку Китаем Вьетнама и Лаоса.
Реакция КНР на финансово-экономический прессинг была быстрой и жесткой
Во-первых, Пекин смог договориться с некоторыми финансовыми структурами Сингапура и Гонконга о срочных займах на льготных условиях (это облегчалось наличием мощного финансового лобби в китайской диаспоре в регионе и зависимостью британского Гонконга от политики КНР). Большая часть займов вместе с государственными капиталовложениями направлялась на развитие промышленности, энергетики, транспортной сети и жилищного строительства. Во-вторых, на два – четыре месяца в 1964 и 1966 гг. по решению властей КНР прекращались торги китайской валютой в Гонконге и Сингапуре во избежание её большего обвала.
В магазинах, ресторанах и других торговых точках для иностранцев (физлиц и юрлиц) в КНР расчёты временно переводились с долларов США в валюты Гонконга, Сингапура, Макао, Великобритании, Швейцарии, Румынии, Югославии и стран Скандинавии. Причем по выгодному для иностранцев курсу. Выгодными для иностранцев в китайских банках были также курсы обмена юаней и/или долларов США в другие инвалюты, как и при обратной конвертации недолларовых инвалют в юани (гражданам КНР, за исключением дипломатов и работников сферы внешней торговли были запрещены инвалютные вклады/операции). Кроме того Китай увеличивал инвалютный экспорт добываемых в стране драгметаллов — золота и платины в сочетании с ростом их предложения для иностранцев на внутреннем рынке, причем, по умеренным ценам. КНР и сегодня — в числе мировых лидеров по запасам и добыче драгметаллов, как и Россия.
Комплекс упомянутых мер был основным рычагом для оперативного преодоления последствий комплексного финансово-экономического прессинга Запада на КНР.
Подобные меры противодействия в середине 1970-х, потом в 1980 гг. использовали Иран, Ирак, Ливия, Алжир, Албания, Румыния, Бирма (Мьянма), Замбия, Гвинея, Сомали, Судан, периодически подвергавшиеся западному давлению. Примечателен и антикризисный опыт Малайзии, некоторым образом схожий с китайским. Быстрое промышленное развитие страны в 1970-х — 1990-х гг. в сочетании со всё более самостоятельной внешней политикой и с достаточностью сырьевой базы, прежде всего по нефти и газу, вызвало в 1997-1998 гг. финансовый удар, похожий на тот, что пришёлся на Китай в середине 1960-х.
Ситуация тех лет, как и успешные антикризисные меры Куала-Лумпура, весьма подробно и в основном объективно изложены в публикации «Bloomberg» (США) от 16.12.2014 г.: «Когда начался финансовый кризис, позиции Малайзии во многом походили на сегодняшнее состояние России. У нее были крупные валютные резервы и довольно небольшой краткосрочный долг. Но в целом уровень задолженности был весьма высок, если принимать во внимание долги частных лиц и корпораций. Чтобы поддержать ринггит (национальная валюта Малайзии — А.Ч.), вице-премьер Анвар Ибрагим вначале добился принятия политики гибкого обменного курса, подняв процентные ставки и сократив госрасходы». Но это не сработало, поскольку «уровень потребления и инвестиции поползли вниз… что еще больше понизило обменный курс».
В июне 1998 г. премьер-министр Махатхир Мохамад с одобрения главы государства распорядился «ввести меры контроля над оборотом капиталов, включая запрет офшорных операций в нацвалюте (т.е. на вывод национальной валюты из страны. — А.Ч.). И на год иностранных инвесторов лишили возможностей вывозить прибыль за границу».
Государство ввело ограничения на рост цен и тарифов, увеличило экспорт драгоценных камней и ювелирных изделий.
В тот период на Западе Малайзию обвиняли в «реанимации сталинизма», «использовании методов маоизма», «сползании к диктатуре» и т.п. И хотя репутация Малайзии на мировых финансовых рынках пострадала, зато противодействие западному давлению оказалось успешным. Поскольку правительство вскоре смогло понизить процентные ставки, экономика, включая промышленность и энергетику, пошла на подъем, то меры контроля над капиталами были досрочно ослаблены. И уже к маю 1999-го Малайзия снова вышла на международные рынки капитала.
Заметим, что ещё с середины 1970-х международные экономические организации позиционируют Малайзию как новую индустриальную страны с растущими объемами национальных капиталов и золотовалютных резервов. Кстати, Южная Корея и Таиланд, где тоже возникла кризисная ситуация в конце 1990-х, не вводили столь жестких мер, как в Малайзии (и, тем более, как в КНР). Но, как отмечает «Bloomberg», «ситуация в Малайзии была более сложная», а малайзийские антикризисные меры позволили стране «пройти трудный период без помощи МВФ, в то время как Южная Корея и Таиланд ею воспользовались».
Впрочем, малайзийская антикризисная практика во многом проистекала из индонезийского опыта 1965-1966 гг. (быстрое сближение с СССР, Китаем в тот период и колоссальные запасы разнообразного сырья были важнейшими причинами привнесённого кризиса).
Любопытно, что антикризисные меры в Индонезии, подобные китайским, дали максимальный эффект… вскоре после свержения в марте 1966 г. «непрозападного» правительства Сукарно. Но, как поется в известной песне, «жила бы страна родная…». И в контексте сказанного примечательно мнение политолога Сергея Маркова: «Может потребоваться, например, закон, запрещающий российским компаниям возвращать долги западным партнерам, если рубль за последний год упал более чем на 50%. Это немедленно снимет давление на рубль, и это делали многие страны, примером чего является Малайзия. Сейчас там великолепное экономическое положение».
Этот опыт, как и другие примеры такого рода, показывает, что именно целенаправленная государственная политика по стимулированию комплексного экономического развития страны – главный, если не сказать единственный, рычаг поддержки национальных валют. Отметим также, что участие государства в национальной финансово-экономической системе названных выше стран было и, в основном, остается более весомым, чем в постсоветской России.
