Марксизм не дал содержательного ответа на основные вопросы бытия 20 и 21 веков. Потому что застыл после победы «в отдельно взятых странах». И не дал ответа ни на трансформацию капитализма, ни на создание среднего класса, ни на НТР, ни на появление мировой резервной валюты, ни на цифровизацию, появление прекариата, нищепанка и всего такого.
Однако же, возможно, я был не вполне прав. Я больше месяца таскал в рюкзаке статью Дмитрия Иванова из СПбГУ, которую наконец асилел прочесть в самолёте. Я заглядывал в неё, понимал по отрывкам, что прочесть надо, ну вот, собрался наконец.
Откуда она у меня взялась — я уже не помню, то ли прямо от её автора на какой-то философской или думской тусовке, то ли от моей помощницы, распечатавшей присланное, но она красиво переплетена. И всего-то 29 страниц со списком литературы.
Видимо, это именно неомарксизм, разбирающий философские и социологические основания и эффекты цифровизации и ИИ. Во всяком случае, и марксизм, и неомарксизм, и диалектика там поминаются на всякой странице.
Автор регулярно называет свой труд и свою научную традицию «критической теорией общества». Не знаю, что в точности это значит, но, видимо, это и есть неомарксизм. Автор содержательно ссылается в основном на Франкфуртскую школу, которая как раз и собиралась кардинально обновить марксизм применительно к новому цифровому веку.
Это хорошая статья, довольно интересное и познавательное чтение, по нашей, в общем-то теме. Так что, мне кажется, стоит продолжить обсуждение неомарксизма и цифровой эксплуатации путём пересказа с комментариями.
КРИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ЦИФРОВИЗАЦИИ; ГОСПОДСТВО АЛГОРИТМИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ И БУНТ АУТЕНЧИЧНОСТИ
Статья написана слегка сложноватым языком, философско-социологическим, поэтому перескажу попроще, соответственно своему уровню философского невежества. Типа белковой ЖПТ. Возможно, автор ужаснётся тому, что я сумел извлечь из его труда и как сумел исказить, ну да что ж делать.
Основные постулаты:
Цифровизация — крайне важная и очень актуальная, но не рефлексируемая тема
Про цифровизацию говорят очень много, но исключительно в технократической парадигме. Аффирмативной, то есть принимающей всё как есть. Типа, вот развитие технологий, оно благое, ведёт к благим социальным изменениям в обществе. Будем же изучать последствия.
«Эффективность функционирования социальных институтов практически во всех сферах общества от экономики и политики до культуры и образования оценивается по уровню внедрения цифровых сервисов и степени достижения показателей правительственных программ технологического развития».
Аффирмативный и зависимый дискурс цифровизации
Возникает так называемый «менеджерильный дискурс цифровизации», который некритично и оптимистично восхваляет цифровизацию, во многом копируя такой же западный дискурс, а социологи просто следуют за ним, создавая зависимые дискурсы, опросы и исследования радостей цифровизации и поддержки её населением.
Амбивалентность, но не та
Иногда исследователи отмечают «амбивалентность цифровизации», но как-то вскользь, в духе «ну, есть и риски и негативные стороны». В основном российские исследователи рассматривают цифровизацию как фундаментальный и позитивный процесс. А если и указывают на риски — в патриотическом духе — то это риски нехорошей западной, глобалистской цифровизации в противовес нашей, патриотической и истинно православной.
Цифровизация — уже рутина
Проникновение Интернета, цифровых сервисов, Госуслуг, банкинга в общество — почти стопроцентное. Это стало рутиной. Но не отрефлексировано ни обществом, ни учёными.
В результате превращения «цифры» в рутину критическое исследование цифровизации — запоздалое. Тем не менее, необходима деконструкция дискурса цифровизации как выражения капиталистического постиндустриального отчуждения и господства. В том числе осознание и признание нового цифрового разрыва.
Старый цифровой разрыв исчез, возник новый
Раньше под цифровым разрывом понимали неравный доступ в Интернет и к цифровым технологиям. Сейчас и в регионах, и среди низкодоходных групп населения цифровые технологии используются так же или даже ещё сильнее, чем у остальных. Разрыва в доступе — нет. Хотя ритуал упоминания его и борьбы с ним — до сих пор существует, особенно у чиновников и Ростелекома. Они непрерывно похваляются продвижением широкой полосы.
Потом на сцене возник цифровой разрыв второго рода: цифровое неравенство стали толковать как разницу в умении и неумении пользоваться цифровыми технологиями. Но и этой разницы больше не существует — нигде, даже в старших возрастных сегментах. Её окончательно убила удалёнка в период ковида. Хотя ритуал борьбы с цифровым разрывом второго рода — по-прежнему существует, чиновники ведут много разговоров о «преодолении цифровой неграмотности» и т. п.
Зато теперь есть другая форма неравенства — истинный цифровой разрыв третьего рода. Это разрыв между создателями цифрового контента и сервисов и их пассивными потребителями. «Неравенство стало не эксклюзивным, а инклюзивным». Подключены все, но некоторые получают выгоду от подключённости, а другие им эту выгоду оплачивают вниманием и деньгами.
Часть пользователей, научившихся генерировать контент, наращивать «символический капитал» — лайки, просмотры, связи, «друзей» — получают возможность капитализировать виртуальный капитал, конвертировать его в реальный финансовый капитал, привлекая рекламу и инвесторов. Таким образом, пассивные пользователи работают на активных, служа неоплачиваемым источником получения доходов меньшинством.
Но эксплуатируют не только пассивных потребителей, но и активных.
Возникают новые формы отчуждения и эксплуатации
Цифровая пролетаризация массы пользователей. Возникает новый вид эксплуатации активных и пассивных пользователей, создающих неоплачиваемые источники доходов и сверхдоходов владельцев платформ.
Экспроприация контента. Платформы присваивают себе контент, создаваемый пользователями, наращивая тем самым свой цифровой капитал.
«Получая „виртуальный надел“ — площадку для своего труда, креативные пользователи подчиняются встроенным алгоритмам и навязанным сервисам, через которые результаты пользовательской активности отчуждаются в пользу цифровых „лендлордов“…
Тотальность отчуждения. Интернет-ресурсы, которые, казалось бы, 20 назад демократизировавшие общение, теперь присвоены корпорациями и государством, что превращает коммуникации в отчуждённые, контролируемые и вынужденные. В том числе — образуется необходимость общаться с роботами при обращении к Госуслугам, банкам и т. п. Опросы показывают, что по своей воле почти никто из пользователей с роботом общаться не хотел бы. В общем, свободная активность превращается в отчуждённое бытие.
Итак, что про это скажет неомарксизм?
Принудительная виртуализация коммуникаций усиливает отчуждение
Граждан загоняют в цифровое общение с цифровыми платформами и государством. Сетевые ресурсы типа Веб 2.0, то есть user generated content, когда-то выступавшие средством демократизации коммуникаций, захвачены крупными корпорациями и государством. Большинство цифровых платформ сращиваются с государством; а общение с государством канализируют именно в цифровые сервисы типа Госуслуг.
Многие исследования общественного мнения показывают, что это усиливает отчуждение; граждане хотели бы общаться с государством напрямую, они не хотят контактов через чатботов и «заполните форму на сайте» — но не могут их обойти.
«В данных о рутинности и навязываемой тотальности использования цифровых технологий эмпирически обнаруживаются признаки превращения свободной активности, творчества и общения в отчуждённое бытие».
Отчуждённость между группами пользователей нарастает, что выражается в отношении к цифровым коммуникациям как обременительной, навязанной, дискомфортной, ненужной трате сил и времени.
Фетишизация
Цифровизация — это просто технологическое выражение общего процесса виртуализации общества. Она просто наиболее удобна для этой виртуализации.
Не цифровизация влечёт виртуализацию, а наоборот. Отчуждение требует цифровизации как технического фундамента.
Но при этом цифровизаторы-чиновники и цифровой бизнес вполне сознательно фетишизируют цифровизацию и искусственный интеллект. По сути, через ИИ и цифровые сервисы государство и корпорации «присваивают практики виртуализации социальных процессов», а для скрытия реальной сути этого «прогресса» фетишизируют ИИ, наделяют его божественными функциями.
Хотя на самом деле цифровизация и ИИ внедряют ограниченную культуру и узкий ментальный кругозор, новое цифровое варварство разработчиков ИИ.
Алгоритмическая рациональность
Автор вводит понятие «алгоритмической рациональности» — новой формы господства и тотальности государства. Она замещает человеческую коммуникативную рациональность, человеческую субъектность и субъективность. Не даёт права человеку на нерациональное, «человеческое» поведение и ошибки, в том числе.
В ответ возникает «бунт аутентичности», когда человек и гражданин не хочет быть вектором, быть загнанным в цифровой концлагерь. Начинает ценить не виртуальное, а живое и т. п. Возвращается к ритмам жизни, а не ритмам ИТ-платформ и т.д
Рассматривать этот феномен нужно в духе диалектики, борьбы закрепощения и эмансипации.
Диалектика господства и эмансипации
Автор считает, что мы видим общий паттерн диалектики современности: развитие общества происходит циклами отрицания сложившихся систем господства, истеблишмента — отрицания антисистемными аутсайдерами, антиобщественным образом жизни, протестными и подрывными движениями; потом они апроприируются, абсорбируются системой, становятся в свою очередь мейнстримом, источником новой нормы для новой системы подавления и господства.
Примеры известны — это хиппи 60-х, в тридцатник надевшие пиджаки и ставшие новым истеблишментом, буржуазией; это айтишники и интернетчики 90-х, цифровые диссиденты, ставшие надсмотрщиками в новом капиталистическом цифровом концлагере.
Автор уверен, что мы находимся в начале нового цикла отрицания и эмансипации — диалектического отрицания цифровизации. Возрастания ценности живого общения, «аналогового опыта», превращения цифровых платформ в нечто архаичное, в общем — развития поствиртуализации.
Я не стал приводить и пересказывать дальнейшую полемику автора с авторитетами Франкфуртской школы, с Маркузе, Фуксом, Хассана и другими неомарксисткими мыслителями. Там много всего. Если интересно — работу можно найти в сети, мне кажется.
Ну что тут сказать
В целом всё верно, мы многое из этого уже обсуждали:
● Интернетчики эпохи «свободы», антиобщественные и антигосударственные носики и ревазовы, иноагенты, наркоманы и педерасты.
● Семантические капсулы отчуждения, уплотнение личных пузырей «рекомендациями», общее движение к отчуждению и манипуляции в соцсетях, якобы направленных на общение.
● Навязывание цифровизации в исключительно позитивном смысле, принуждение к переходу в цифру и переводу туда всей своей жизни. Показуха, кампанейщина, приписки.
● Монополизация цифрового пространства немногими ИТ-платформами и государством. Вообще построение цифрового концлагеря.
● Всовывание ИИ-прокладки между гражданами и государством, снимающей ответственность с чиновника за честную коммуникацию с народом.
… и так далее.
Это всё видно и простым глазом айтишника, не вооружённым философским аппаратом. Однако, по прочтении полезного и содержательного труда Д. В. Иванова возникают также и некоторые недоумения и возражения.
Возражения и комментарии
Во-первых, как-то пока «сопротивления» и «эмансипации», «бунта аутентичности» — не очень видно.
Да, есть родительские сообщества, раздаются голоса тех, кто против доминирования отечественных грязных платформ типа ВК, есть движение — даже депутатов и сенаторов — к Цифровому кодексу, но массы как-то пока не эмансипируются цифрово. Они охотно погружаются в «цифру» — в деревне продолжают погружаться, в городе уже по ноздри, как пишет и сам автор.
Мне кажется, автор здесь выдаёт пока ещё желаемое за уже действительное. А может быть, сила теории делает автора пророком, и это — предсказание, которое сбудется с неизбежностью, ибо циклы закрепощения-эмансипации неумолимы. Не знаю.
Во-вторых, и главное: если автор марксист, то почему он не видит основного процесса, который и должен быть предметом исследования марксизма. Почему я, не марксист, его вижу ясно, а марксисты как-то не очень?
А именно: мы сейчас наблюдаем образование нового, цифрового класса, определяемого свои отношением к цифровым средствам производства. Этот класс возникает по факту, «снизу», самопроизвольно, получив доступ к технологиям и к данным граждан.
Это класс пока только складывается, в него входит и менеджмент ИТ-платформ, и разработчики технологий и сервисов, и владельцы поисковиков и соцсетей, и чиновники и сисадмины ДИТ мэрий, и цифровые мошенники, и владельцы сервисов наподобие «Глаз бога» и т. п.
Да, этот класс пока не сформирован, он разношёрстный, имеет внутренние противоречия и разнополярные интересы, но он уже пришёл и расчищает себе социальную площадку.
Определение границ этого нового класса, его страт, социального состава — дело социологии, но тем не менее, это нужно артикулировать и в неомарксизме.
Марксизм (неомарксизм) должен был бы — как минимум в силу структуры учения и его философской традиции –
- зафиксировать появление нового вида средств производства;
- обнаружить появление нового вида прибавочной стоимости (поведенческого излишка по Шошанне Зубофф), а также бесплатного внимания и времени потребления цифровых сервисов;
- и, безусловно — увидеть появление нового цифрового класса, обладающего доступом или владеющего этим новыми средствами производства, ведь марксизм изначально — как раз про классы;
- и уже на этой базе обнаружить и зафиксировать возникновение нового вида эксплуатации — принуждения к отдаче поведенческого излишка и бесплатного внимания/времени/контента.
Ну и неплохо бы указать нам класс-антагонист и его политический авангард, которые будут сопротивляться этому цифровому закабалению. Есть такая партия?
Ну, какие их годы, неомарксисты наверняка ещё увидят это всё и построят новую, всеобъемлющую теорию борьбы классов и эксплуатации в цифровом пространстве. А мы почитаем. Лучше бы, конечно, не в «Кратком курсе общей теории общества» и не в ленинских комнатах.
