Девяностые годы прошлого века принято считать временем деиндустриализации нашей страны. Широко разрекламированные рыночные реформы обернулись самым настоящим погромом отечественной науки и промышленности. Однако, коса деиндустриализации прошлась не только по России – просто у нас всё совпало с позорным распадом великой державы. Между тем, в последнее время был нанесен мощный удар и по Американской империи, «победившей» в холодной войне.
1. Гуд бай, Америка!
«Деиндустриализация происходит тотально, – утверждает Ю. Громыко. – Уничтожаются и схлопываются целые мультисистемы высокотехнологической мыследеятельности, например, в США разваливается хвала и гордость американской промышленности General Motors. Этот процесс деиндустриализации связан с тем, что деньги не вкладываются в воспроизводство инженерно-технической и социальной инфраструктуры. Основным механизмом получения прибыли является спекуляция ценными бумагами в hedge funds. Третичная денежная семиотика (ценные бумаги и дериваты) оказывается полностью оторвавшейся самодостаточной счётностью от процессов социального и инженерно-технического воспроизводства. Денежные заместители не являются показателями стоимости». («Сценарии развития энергетики как локомотива промышленной революции в России»).
Пока американские войска устанавливают свои порядки по всему свету, сама Америка теряет статус промышленной державы. Вот печальный мартиролог деиндустриализации: «Около 75% из некогда работавших заводов имели штат рабочих свыше 500 человек…
Соединенные Штаты с октября 2000 года потеряли в общей сложности около 5,5 млн. рабочих мест в производстве.- С 1999-го по 2008-ой занятость в зарубежных филиалах американских компаний выросла на 30 процентов, до 10,1 миллиона человек.- В 1959 году промышленность составляла 28 процентов американской экономики. В 2008 году доля промышленности составляла 11,5 процентов.- Ford Motor Company недавно объявила о закрытии завода, который производит Ford Ranger в Сент-Пол, штат Миннесота. Около 750 хорошо оплачиваемых рабочих мест среднего класса будут потеряны, поскольку изготовление Ford Ranger в Миннесоте не вписывается в их новую «глобальную» стратегию производства.- По состоянию на конец 2009 года, менее 12 миллионов американцев работали на производстве. В последний раз менее 12 миллионов американцев были заняты в производстве в 1941 году.- Сегодня в Америке потребление составляет 70% ВВП. Из этих семидесяти процентов около половины приходится на сферу услуг.- С 2000 года США потеряли колоссальные 32 процента рабочих мест в производстве» («Деиндустриализация Америки»)
А ведь всё это происходит на фоне дальнейшего усиления сепаратистских движений и повышения удельного веса 40-миллионного испаноязычного сегмента (где треть практически не говорит по-английски). Более того, отмечается вещь, необычная для послевоенных Штатов – там в моде социалистические идеи. Кстати, во время февральских революционных событий в Висконсине протестующие апеллировали к идеям «государственного социализма».
Таким образом, прежняя Америка (воплощение Модерна) исчезает, уступая место чему-то новому.
2. «Бундес» – капут?
Иной становится и «Единая Европа». О судьбе каждой страны здесь можно говорить много и долго, однако, более всего потрясает судьба Германии, еще вчера считавшейся одним из эталонов национально-промышленного государства эпохи Модерна. Сегодня же эта страна стоит в авангарде архаизации.
Это, в частности, выражается в постоянном укреплении позиции экологической партии «зеленых», которые повернуты на деиндустриализации и, особенно, на борьбе с АЭС. Авария на АЭС в Японии дала им лишние козыри и вот – германия закрывает свои АЭС, переоборудуя их под аттракционы.
Сырьевой, нефтегазовый сегмент транснационального капитала торжествует, а Германия становится флагманом экономической архаизации.
Впрочем, налицо регресс и государственно-политической системы ФРГ. В апреле этого года в стране были ликвидирована всеобщая воинская повинность, при этом общенародную армию заменили даже не на контрактную, а на… добровольческую. Теперь в бундесвере должны служить только добровольцы – 23 месяца. Таковых планировалось набрать 35 тысяч, однако, пока что налицо недобор.
Это, конечно, внутреннее дело ФРГ, но ведь ее политические элиты проводят внешнеполитический курс, направленный на поддержку регионального сепаратизма и автономизма в ЕС. Политолог П. Илляр замечает: «Стремление Германии реорганизовать Европу в соответствии с этно-культурными и региональными критериями с целью успешной реализации своих собственных интересов в конечном итоге подготавливает площадку для подлинной рефеодализации Старого Континента, когда единое федеративное государство, как некогда Священная Римская империя германской нации, превращается в сюзерена для многочисленных региональных, этнических, лингвистических и религиозных общностей». («Меньшинства и «регионализмы» в Европе регионов: немецкий план по низвержению Европы»).
Запад рушится, погребая под своими развалинами некогда блистающий Модерн. Такое впечатление, что по Европе и Америке, да и по всему миру, прошелся этакий всемирный Батый.
3. Транснациональная Орда
Этот «Батый» — транснациональный капитал, и ему наплевать на интересы любого государства – будь оно хоть трижды капиталистическим. Сам капитал, как известно, интернационален, ему тесно в национально-государственных границах. Вот почему он стремится ослабить ведущие государства мира, в то же самое время задействуя их в разного рода геостратегических авантюрах (американский интервенционализм или германский регионализм).
Транснациональные корпорации (ТНК) давно уже стали вывозить промышленные производства из Европы и США в страны «третьего мира», где рабочая сила дешевле, а налоги – меньше. В результате значительно сократился хваленый «средний класс».
Одновременно происходит постоянная минимизация научно-технического прогресса. Развитие науки и техники сдерживается крупными корпорациями, которые пытаются направить его в нужном, для себя, русле. Я. Бутаков пишет: «Современная Америка, шедшая в авангарде научно-технического прогресса , превратилась в его тормоз. Ее удовлетворяет нынешнее положение вещей. Крупный финансово-промышленный капитал, концентрирующийся в Америке, стремится к тотальному контролю над распространением новых технологий, видя в их появлении и росте естественную угрозу своему господству. Каждое новое изобретение объявляется монополией той или иной компании, которая не спешит его внедрять, ибо ее вполне устраивает достигнутый уровень производства. Русские НИИ, лишенные финансирования, ставятся под иностранный надзор, а русские ученые вынуждены продавать свои разработки за границу, где за них платят лишь для того, чтобы они не стали достоянием России. Капиталистическая система в конце ХХ века допускает только «дозированный» прогресс. Именно этим можно объяснить полный упадок отраслей, связанных с развитием перспективных энергетических технологий, и гипертрофированное развитие «индустрии потребления», куда ныне следует отнести и компьютерные технологии, служащие для большинства людей лишь средством удовлетворения потребности в информации». («Русская имперская идея и научно-технический прогресс»).
Сегодня доля изобретений и научных проектов, пошедших, что называется, «в дело», составляет всего 20-25 %, причем эта доля имеет устойчивую тенденцию к снижению. Одна из причин — пресловутая конкуренция. Капиталист ведь не только внедряет новшества на своем предприятии, он еще и пытается всячески воспрепятствовать развитию конкурента. Внедряемая новация тщательно скрывается от конкурентов — и от всего общества. Получается, что капиталист «превращает своё know-how в технологическую тайну, замыкает его в «темнице» своего предприятия и не даёт ему вырваться на широкий общественный простор. Но ведь это препятствует распространению информации и её максимально широкому использованию, а значит, мешает развитию производительных сил, мешает развитию производства, носящего общественный характер. Мешает со всё большей силой по мере утверждения информационного способа производства, по мере превращения информации в главнейшее средство производства. Прогресс на предприятии одного капиталиста означает в то же самое время отставание на других заводах и фабриках. А это влечёт за собою, помимо прочего, регулярное банкротство «аутсайдеров», усугубляющее неустойчивость капиталистической экономики.
Очень часто, однако, бывает и так, что стремление к прибыли не только не побуждает капиталистов к внедрению технических новинок, но, напротив, противодействует этому. Особенно, если дело касается сознательного ограничения предложения некоторого товара на рынке с целью сохранения монопольно высоких цен на него». (К. Дымов. «Письма об информационной экономике»).
Между тем, количество научных наработок продолжает стремительно увеличиваться – тем более, что на финансирование науки по-прежнему тратятся огромные средства – знания хоть и не всегда используются, но накаливаются (в этакий гигантский загашник). Кроме того, государства, в отличие от корпораций, мыслят в национальном масштабе (хоть и с прицелом на встраивание в глобальный мир). Поэтому они продолжают активнейшим образом поддерживать науку, делая ставку на развитие, как на цель. (Тут можно вспомнить о том, как во время гражданской войны в США президент А. Линкольн заявил, что выживание не может быть единственной целью существования нации, и подписал указ о создании Национальной академии наук.)
4. Отнятые звезды
И всё равно внедрение новейших технологий сдерживается — потому, что олигархия сознательно тормозит научно-технический прогресс. Разгром Модерна и присущего ему индустриализма ярче всего проявился в области исследования и освоения космического пространства. Современная цивилизация давно пошла по пути сворачивания космической экспансии.
В 1960-е годы люди ожидали скорых полетов на Луну, Марс и другие планеты Солнечной системы. Однако, если не считать сомнительных вылазок американцев на Луне — воз, что называется, и ныне там — на околоземной орбите. Человек так и не высадился на далеких планетах. Более того, открыто объявляется о том, что космические программы, дескать, надо сворачивать, ограничиваясь реализацией сугубо коммерческих проектов. Так, в 2007 году США втрое сократили финансирование своего сегмента МКС. А в 2010 году президент США Б. Обама объявил о приостановке лунной программы.
Зато активнейшим образом развивается экономика потребления, которая сама уже достигла воистину космических размеров. Отказавшись от реальных межзвездных пространств, человек все больше погружается в пучину виртуальных миров, то есть осуществляет ложную экспансию. Действительно, «лузерское» большинство, обращенное в рабов, может быть утешено посредством «виртуалки». Уже сейчас ее активнейшим образом развивают и внедряют (за счет того же космоса, например). А когда транснационалы установят свою глобальную тиранию, то они дадут каждому рабу индивидуальный аппарат, позволяющий жить в придуманных мирах – в свободное от работы время. Там они смогут ощущать себя хоть героями, хоть царями, хоть богами, практикуя все виды наслаждений. При этом будет сделано всё, чтобы раб понимал свое реальное положение, подчиняясь господам со всей покорностью и ударно вкалывая, мечтая лишь об одном – как можно быстрее вернуться к своим «виртуалётам». Таким образом, большинство удастся подсадить на гигантскую иглу, по сравнению с которой нынешние зомбирующие СМИ – игрушки.
Транснационалы готовы допустить сколь угодную интенсивную экспансию в виртуальном пространстве, но они не желают пускать человечество в космос. Ведь это означало бы мобилизацию большинства под знаменами героизма, подъем его самосознания и дальнейшее овладение науками. Освоение космоса, вообще, может привести к грандиозной научно-технической, промышленной революции. М. Калашников и С. Кагушев в интереснейшей книге «Третий проект. Точка перехода» обращают внимание на то, какой экономический эффект получило бы человечество, не сверни оно крупномасштабные космические программы: «…Для полетов в дальний космос приходилось решать безумно сложные и чертовски интересные задачи. Теснота звездолетов и необходимость экономить на весе требовали создания совершенно новой, очень компактной и экономичной энергетики, революционных материалов, совершенно иной медицины, непривычных методов управления и вообще совершения эпохальных прорывов в науке и технике. И эта работа уже начиналась! И все это могло дать мощнейший толчок развитию цивилизации на Земле. Даже не стартовав к Марсу и Юпитеру, корабли США и СССР превращались бы просто в гейзеры, извергающие сотни оригинальнейших изобретений, патентов и ноу-хау, окупая затраты на свое создание во много раз».
Но транснационалам это не нужно. Корпорации отлично понимают, что неограниченное развитие науки и техники приведет к такому росту промышленного производства, которое сделает их попросту ненужными.
(Здесь не имеются в виду этические ограничители, которые как раз необходимы.) Обществу больше не понадобятся могущественные посредники, контролирующие ограниченные ресурсы. Возникнет изобилие самой разнообразной продукции. Торговля, переводящая деньги в товар и наоборот, потеряет свое значение, уступив место производству. Товарно-денежные отношения окажутся вытесненными на периферию экономики, а их место займет прямой продуктообмен. Господствовать станет натуральное (естественное) хозяйство – как это и было в традиционном обществе. Только это будет происходить на гораздо более высоком технико-экономическом уровне.
5. Нежеланное дитя
Возникает вопрос – а нужна ли крупному капиталу мощная промышленность как таковая? Казалось бы, на этот вопрос наглядно отвечают гигантские промышленные гиганты типа «General Motors». Однако, достаточно чуть внимательнее приглядеться к генезису западной индустрии, чтобы понять – она была «нежеланным ребёнком». В Европе крупные промышленные предприятия взяли разгон возникли лишь в середине XIX в., до этого господствовали мелкие предприятия. (Так, на заводе Круппа, первоначально, в 1832 году трудились всего 8 человек.) Банки (Ротшильды и проч.) промышленностью особенно не интересовались, предпочитая работать с крупными торговцами. При этом в обеспечение кредита брали землю и другую недвижимость. А ведь пресловутые буржуазные революцию случились уже давно. Тем не менее, промышленность особо не развивали. Судя по всему, ей отводили роль подчиненного, второстепенного уклада торгово-аграрного общества. Вообще, основная функция капитала – обмен, торговля; производство здесь всегда находится на вторых ролях. Не случайно же один из ведущих теоретиков глобализма Ж. Аттали назвал капитализм «торговым строем». И наиболее изощренной формой капиталистической торговли является торговля деньгами (финансовая спекуляция), на которой, собственно говоря, и держится всё здание глобальной экономики. Что же до производства (творчества), то его терпят постольку поскольку.
Транснациональным воротилам по душе обмен всем и вся, но никак не производство. Итак, промышленности отводили более чем скромное место, однако, ее творческий потенциал был огромен. И его стали целенаправленно реализовывать предприимчивые капитаны индустрии, которые и раскрутили маховик промышленной революции. Понятно, что банкиры не могли стоять в стороне, поэтому они и оседлали индустриализацию, совершив слияние банковского и промышленного капиталов. Так возник финансовый капитал, сочетающий торгашеский олигархизм с индустриальным прогрессизмом.
Долгое время мировая плутократия была вынуждена мириться с промышленным обществом, используя индустрию в своих целях. Однако же, и сама индустрия качественно меняла уклад жизни. Промышленное развитие – дело настолько сложное, что требует некапиталистических (точнее сказать – надкапиталистических), общественно-государственных форм организации. Собственно говоря, крупный капитал эти формы и задействовал – в собственных интересах, практикуя государственное регулирование в разных его видах – от планирования до национализации. И при этом всегда сохранялась угроза того, что силы, альтернативные капитализму, используют общественный характер промышленного производства и общественно-государственные формы его организации – для ликвидации самого капитализма. К слову, нечто подобное произошло в России, где большевики воспользовались высокой степенью концентрации промышленного пролетариата, а также государственническими традициями «казенного» регулирования промышленности.
Кроме того, вместе с развитием промышленности, рос образованный, обеспеченный и амбициозный средний класс, который всегда требовал обильных затрат – как в плане материального потребления, так и в области информационных манипуляций, призванных убедить избирателя голосовать за «кого надо» — и «как надо».
Пока процесс глобализации был еще недостаточно силен, пока существовал «социалистический лагерь» (как глобальная альтернатива – или, по крайней мере, заявка на такую альтернативу) – транснационалы вынужденно развивали промышленность и даже смирились с созданием на Западе «социального государства».
Между тем, в конце XX века глобализация зашла слишком далеко, причем данный процесс совпал с крушением СССР – и, вообще, с кризисом левой альтернативы капитализму (правая альтернатива была скомпрометирована Адольфом Гитлером в середине века). Тогда мировая олигархия решила покончить с индустриальным обществом, загнав саму индустрию в некую социокультурную и хозяйственную резервацию. Одновременно ведутся атаки на государство и, особенно, на его социальную составляющую.
Транснационалы толкают мир в пропасть архаики, тщательно подготавливая наступление новых темных веков. По сути, нынешние ТНК представляют собой новое издание феодальных владений, отрицающих верховенство государства и посягающих на городские общины.
Поэтому они всячески поддерживают различные архаичные силы – племенных регионалистов, сепаратистов, фундаменталистов и т. д. Именно транснационалы стоят за «революционерами» Ливии и Йемена, то есть за исламистами «Аль-Каеды» и племенными вождями. Впрочем, они пробуют на зуб и Европу с Америкой – отсюда и все эти игры в регионализм, в которые с особым удовольствием играют в антиядерной, «зеленой» (в разных смыслах) Германии.
Мы привыкли говорить о «буржуазных» революциях, между тем, верхушка знати принимала самое активное участие в ликвидации традиционных обществ. Тут можно вспомнить и о об английских «новых дворянах», и о масонстве Нового Времени, которое представляло собой тайное общество аристократов, мечтавших освободиться от «тирании» королей и церкви.
По мнению А. Фурсова, капитализм, вообще, возник из желания феодалов оседлать процесс крушения феодализма и направить его в нужное им русло. Все началось с эпидемии чумы (XIV в.), которая унесла жизни 20 млн. европейцев из 60 миллионов. Возникла острейшая нехватка рабочих рук, что позволило крестьянам занять более независимую позицию в отношении феодалов. Последние попытались было приучить их к покорности, но «в ответ одно за другими вспыхнули восстания низов – настоящая европейская антифеодальная революция. В 1378-1382 годах прокатываются бунты «белых колпаков» во Франции, Уота Тайлера в Англии и чомпи – во Флоренции. Она надломила хребет феодализма. (сразу же напрашивается аналогия с социалистической волной второй половины XIX-первой половины XX вв. – А. Е.). И после у сеньоров осталась лишь одна стратегия: сохранить свои привилегии и не оказаться ни в кулацком, ни в бюргерском «раю». Мы не можем остановить перемены? Так возглавим их и останемся при власти и богатствах! …В итоге к 1648 году класс феодалов избежал уничтожения, сумев сохранить власть и привилегии. Кто-то превратился в представителей королевского двора, как во Франции. Кто-то смешался с богатыми крестьянами, как джентри в Англии. Как показывают исследования, 90% феодальных семей, которые были у власти в 1453 году, сохранили ее и в 1648-м. Однако, борясь за сохранение своих привилегий, феодалы породили капитализм». («Рукотворный кризис»)
Что ж, в свое время феодалы были обузданы самодержавными государями. «Новому феодализму» придется столкнуться и с «новым самодержавием», которое будет жестко отстаивать национально-государственное единство, неуклонно двигать научно-технический прогресс и безбоязненно реализовывать социальные программы. Вновь и вновь вспоминается гениальная формула русского мыслителя К. Леонтьева – «русский Царь во главе социалистического движения».
